Да, конечно, это супер-ранняя утренняя свадьба – в девять утра – но это все-таки лучше, чем

ничего! Думаю, фрау Шумахер была права насчет свадебного завтрака. Вот, что тут принято

устраивать вместо приема.

Теперь все, что нам осталось сделать, – это поехать завтра в Рим, получить бланк, который нужен

Холли и Марку, и вернуться назад.

Наконец-то можно расслабиться. Мы сходили в продуктовый магазин, накупили еды до конца

недели (а Кэл с Марком совершили набег на винный магазин, милый маленький магазинчик в

Порто Реканати, который называется «La Cantinetta». Честно говоря, я думаю, что 14 бутылок вина, шампанского, скотча «J&B» и еще чего-то под названием limoncello[5] – все-таки перебор, но ведь

ЭТО свадьба, в конце концов, даже если присутствовать будем только мы четверо), затем пошли

домой и сразу же бросились к бассейну. По крайней мере, Холли, Марк, Петер и я бросились. Кэлу

позвонил его редактор или кто-то в этом роде, так что он сидит на террасе и треплется по

телефону, все время повторяя что-то типа: «Я же обещал, что ты получишь его в следующем

месяце. Нет, я такого никогда не говорил».

Кажется, кто-то не укладывается в сроки. Ха-ха.

Кстати, пока мы были в кабинете мэра, я выяснила кое-что интересное по поводу Петера. Когда

мы вошли, я с удивлением обнаружила восседающую на столе мэра девочку примерно того же

возраста, что и Петер, произносящую «папа» так льстиво, как только дочери-подростки умеют это

делать. Эта юная красотка по имени Анника – огромные голубые глаза, светлые кудряшки и

угловатые коленки – как только увидела Петера, тут же забыла, о чем до этого так молила отца.

Анника прищурилась так недружелюбно, как только девочки-подростки умеют это делать, и

выдала: «А ты что тут делаешь?»

А Петер ей в ответ: «Я здесь по официальному делу».

А девочка начала смеяться и сказала: «Какие тела могут пыть у тепя с моим отсом?»

И все вдруг стало ТАК очевидно, просто из этих – дайте-ка подумать – да, девяти слов. Понимаете, Петер обожает Аннику со страстью, которая видна невооруженным глазом, и она его тоже, но

Петер недостаточно крут, чтобы с ним можно было встречаться в ее социальном круге, и поэтому

ей приходится притворяться, что она его терпеть не может.

Все было так очевидно и так грустно.

Мэр повесил трубку и сказал: «Анника, тссс».

Затем они с фрау Шумахер перешли на итальянский, так что у меня появилась возможность

спросить Петера, кто эта девочка sotto vocce (по-итальянски значит «шепотом». Ух ты, а изучение

языка у меня отлично продвигается. Ладно-ладно, я немного пристрастна, но согласитесь, у меня

получается).

А он ответил голосом, источающим (естественно, притворное) презрение: «Это Анника. Точка

мэра. Она тумает, что она королефа фсефо Кастельфитарто, хотя это не так».

Я спросила Петера, ходят ли они с Анникой в одну школу. И он рассказал, что учится в «Интернет-

школе», потому что школы в Кастельфидардо «не тофо урофня». А продолжать учиться в

Германии Петер не может, потому что там ему не с кем жить, его отец в данный момент «ситит ф

тюрьма».

В тюрьме! Отец Петера – внук фрау Шумахер – сидит в тюрьме!

За что – я не знаю. Но теперь понятно, почему мальчик может крутиться вокруг нас целыми

днями. У Анники же, по-видимому, в тот момент был перерыв на обед (трехчасовой). Вы можете

себе представить, что могли бы натворить американские подростки, предоставь мы им

трехчасовой перерыв на обед? И это при том, что все торгово-развлекательные комплексы были

бы ЗАКРЫТЫ? Мой Бог, цивилизация в том виде, в каком мы ее знаем сейчас, прекратила бы свое

существование.

Как бы то ни было, после того как мэр и фрау Ш. достигли своего маленького компромисса, все

обрадовались и вздохнули с облегчением (а Кэл Лэнгдон нахмурился). Так что я воспользовалась

моментом, наклонилась и поцеловала Петера в щеку – чтобы отблагодарить его, ведь если бы он

не сбегал за своей прабабушкой, ничего бы не вышло.

Петер отчаянно покраснел, а я получила огромное удовольствие от вида нахмурившейся Анники,

которая не могла не заметить поцелуя.