— Я все вверх дном перевернул, но кое-что о вашем знакомом разнюхал, — ответил мистер Арбатнот. — Нет, серьезно, если так дальше пойдет, мне впору заняться вашим ремеслом. Например, финансовая колонка дядюшки Фредди или что-то вроде того. Ваш Эркарт парень осторожный, хотя ему, в принципе, и положено — как-никак, респектабельный семейный юрист и так далее. Но я вчера виделся с одним типом, чей приятель слышал от своего знакомого, что в последнее время Эркарт пустился во все тяжкие.

— Вы уверены, Фредди?

— Не то чтобы прямо уверен. Но тот тип у меня вроде как в долгу — я ему посоветовал не связываться с «Мегатерием» еще до того, как они пошли на дно. И он думает, что если разыскать того знакомого — не приятеля, который ему рассказал, а другого, — то он сможет из него что-нибудь вытянуть, особенно если парню что-то посулить, улавливаете?

— Не сомневаюсь, у вас много ценных секретов.

— Скажем так, у меня есть что ему предложить. Он, как я слышал от приятеля того первого типа, сейчас на мели — попал впросак с акциями авиалиний, а если я сведу его с Голдбергом, парень спасен, потому что Голдберг — кузен старого Леви, ну, вы знаете, которого убили, [67] а евреи ведь держатся друг за друга не хуже пиявок — и правильно, по-моему, делают.

— Но при чем здесь вообще старый Леви? — удивился Уимзи, стараясь припомнить обстоятельства полузабытого убийства.

— Честно говоря, — немного смущенно пробормотал Фредди, — вы бы, наверное, сказали, что я тут… э… выкинул фокус. Рахиль Леви… э… в общем, скоро станет миссис Фредди и все такое прочее.

— Ну наконец-то, — сказал Уимзи и позвонил. — Тысяча поздравлений. Долго же вам пришлось ждать.

— Да, долго, — согласился Фредди. — Не поспоришь. Я ведь христианин, вот в чем проблема, — по крайней мере, крещеный, хотя я им объяснил, что христианин из меня никудышный — я и в церкви-то бываю только на Рождество, пусть у нас и есть до сих пор своя скамья. Правда, их, по-моему, гораздо больше волнует, что я не еврей. Ну, тут уж никакие молитвы не помогут. И потом вопрос — как быть с детьми, если они появятся. Но тут я их заверил, что не возражаю, пусть считают их кем угодно — и я в самом деле не против. Как я уже сказал, если ребята попадут в компанию Леви и Голдбергов, им страшно повезет, особенно если мальчишки когда-нибудь станут заниматься финансами. А вдобавок я все-таки растопил сердце леди Леви, когда сказал, что уже почти семь лет служу за Рахиль, [68] — правда, ловко придумано?

— Еще два виски, Джеймс! — потребовал лорд Питер. — Блестяще, Фредди! Как вам только в голову пришло?

— В церкви, на венчании Дианы Ригби, — ответил тот. — Невеста опаздывала уже минут на пятьдесят, делать было нечего — я и взял со скамьи Библию. Почитал — да уж, суровый дядька был этот старый Лаван — и подумал: «В следующий раз, как буду у них, надо это провернуть», — и старушка просто растаяла.

— Короче говоря, ваша личная жизнь наконец устроена, — подытожил Уимзи. — Выпьем за это! Возьмете меня шафером, Фредди, или дело будет в синагоге?

— Вообще-то да, пришлось согласиться на синагогу, — ответил Фредди. — Но жениху вроде бы полагается привести друга. Не бросите меня, старина? И помните, шляпу не снимать.

— Буду иметь в виду, — сказал Уимзи, — а Бантер меня проинструктирует насчет церемонии. Он должен знать. Он вообще все знает. Только скажите, Фредди, вы же не забудете про мою просьбу — разведаете, что да как?

— Не забуду, дружище, честное слово. Как только что-нибудь выясню, дам вам знать. Но чует мое сердце — тут наверняка дело нечисто.

Эти слова немного утешили Уимзи. По крайней мере, он взял себя в руки и постарался оживить довольно сдержанное веселье в поместье герцога Денверского. Герцогиня Элен даже едко заметила мужу, что лорду Питеру в его возрасте уже пора бы относиться к жизни серьезно, остепениться наконец и перестать паясничать.

— Не знаю, не знаю, — ответил герцог Денверский. — Питер такой чудак — никогда не угадаешь, что у него на уме. Однажды он вытащил меня из серьезной передряги, так что пусть поступает, как ему вздумается. Оставь его в покое, Элен.

Приехавшая накануне Рождества леди Мэри считала иначе. Пробило уже два часа ночи, когда она решительно вошла в спальню младшего брата. Ужин, танцы и шарады совершенно всех измотали. Уимзи сидел в халате у камина, погрузившись в задумчивость.

— Слушай, Питер, — сказала леди Мэри, — какой-то ты подозрительно возбужденный. Что-нибудь случилось?

— Слишком много сливового пудинга, — ответил Питер, — и слишком много деревенского воздуха. Я сущий мученик — сгораю в бренди ради семейного праздника. [69]

— Да, просто ужас. Но как все-таки твои дела? Сто лет не виделись. Тебя так долго не было.

— А ты, я смотрю, очень увлеклась отделкой домов.

— Надо же чем-то заниматься. Ты ведь знаешь, мне противно болтаться без дела.

— Понимаю. Кстати, Мэри, ты в последнее время часто видишься с нашим Паркером?

— Пару раз мы вместе поужинали, когда я была в городе, — сказала леди Мэри, глядя в огонь.

— Да? Он ведь очень славный малый. Надежный, простой. Правда, скучноватый.