— Ну чем вы лучше Функе? Такой же цускер, — огорчилась Дина Юрьевна. — Но я вас прощаю! Только поговорите с этим горе-немцем как следует, постарайтесь ему прочистить мозги.

Я уже с ним говорил, прочищал и не раз, однако, как выяснилось, родной язык так и остался для Карла всего лишь досадной морокой, и сегодня я, дождавшись большой перемены, отправился искать нерадивого ученика. Нашёл его в школьном буфете, по наводке всеведующей Коровянской. Функе пил кефир и закусывал булкой в компании с Ганжой и семьёй Леднёвых.

— Надеюсь, я не испортил вам аппетит? — пошутил я, возникая возле их столика.

— Что вы, Нестор Петрович, совсем наоборот! Когда приходит друг, хочется есть и есть, и как можно больше, — с жаром возразила Нелли и, подтверждая это, откусила от сдобной булки её солидную часть.

— А чего ты набиваешься Нестору Петровичу в друзья? Он твои учитель, — напомнил ей Леднёв, а мне сказал виновато: — Вы уж её извините, она росла без матери. А я всё время в рейсах.

— Мы с Нелли действительно друзья, — подтвердил я, заступаясь за его дочь. Но дабы о нас не подумали ничего предосудительного, добавил: — Вы все мои друзья. — И сел на свободный стул.

— Мы даже пойдём в кино, — с гордостью оповестила Нелли всех присутствующих.

— Ну и дела?! — поразился Леднёв. — Только, Нестор Петрович, я должен вас предупредить как отец, её отец: если фильм про войну, она будет ахать и щипать вашу руку. От страха. «Ой-ёй-ёй, его сейчас убьют», — передразнил он дочь.

— Это было только раз, я не удержалась, — смутилась Нелли. — Нестор Петрович, а что взять вам? Может, столовой колбасы? Я сделаю бутерброд. В буфете есть винегрет, он свежий.

— Не беспокойтесь, меня интересует только Функе. Я буду вас ждать в учительской, насытитесь, подойдите — нам следует кое-что обсудить, — сказал я Карлу.

— Говорите здесь. Мы сейчас уйдём. Мы поели, — засуетился деликатный Леднёв и поднялся, прихватив со стола плавленый сырок. — И ты, Нелька, и ты, Гришка, вставайте, много есть вредно.

— Карл, приятного тебе десерта, прежде чем уйти, — пожелал Ганжа и подмигнул, нет, не ему, а мне, педагогу: мол, мы-то с вами знаем, что сейчас будет.

— Да, десерт! — с гордостью подтвердил Функе, не заметив подначки. — Нестор Петрович пришёл меня хвалити. Правда, Нестор Петрович? — и он перевёл на меня засиявшие глаза.

— За что же я должен вас хвалить? — спросил я с искренним любопытством.

— Та ж за четвёрку. По той географии. Наталья Борисовна мне казала: скажу Нестору Петровичу, вы, Карл, — гарный ученик. Она не казала? — забеспокоился Функе.

— Если учитель обещал, значит, скажет, — произнёс я строго — Но по немецкому у вас три двойки. Одна за другой, как из печи.

— Нестор Петрович, тилько подтяну химию и…

— Функе, никаких «тилько», — перебил я сурово. — Я только что не ползал на коленях, уговорил Дину Юрьевну предоставить вам шанс. Иначе у вас в четверти будет двойка. В общем, в понедельник последний и решительный бой: она вас спросит. Поэтому в воскресенье, то есть завтра, вы утром встаёте, желательно пораньше, и после завтрака сразу за учебник! И так весь день, с короткими перерывами на обед и ужин!

— Я завтра не можу! Мне грати в футбол! — заартачился Функе.

— В футбол? — изумился я. — Функе, голубчик, чем заняты ваши мысли? Немецкий язык — язык Гёте и Шиллера! — Я повторил не раз говоренное и, внося в этот старый тезис свою лепту, прибавил: — Это и язык братьев Гримм!

— Нестор Петрович, у нас принципиальный матч. Наш цех против кузнечного. — От волнения Функе перешёл со своего суржика на чистый русский. — Мы их в выходной, в прошлый, задрали, как мальцов, счёт: три — два. Они теперь роют землю, хотят отыграться, и, если мы свалим, разнесут по всему заводу, будто мы боимся кузнецов. Будто нам в тот раз пофартило. И ещё, но это между нами, жене моей ни слова… — Он подался в мою сторону и понизил голос: — У нас такая традиция. Те, кто продул, победившим ставят пивко. Смекаете? От пуза!

— Функе, у вас не пузо, а впалый живот. Ну сколько в него поместится за один раз? Три кружки? Пять? А я буду поить каждый день, до отвала, но когда вы исправите двойку по немецкому. К тому же завтра продуть можете вы, и тратиться придётся вам. А я предлагаю беспроигрышный вариант — исправляете и хлещете своё пиво, — сказал я, по-моему, вполне логично.

— Не надо, у вас не хватит денег, — отмахнулся Функе и был, конечно, прав.

— Спасибо! Вы — бессребреник. И я вам за это благодарен. В общем, так: завтра немецкий язык! — сказал я, употребляя власть. — А я вас беру под контроль. Приду и проверю.