— Умничка, — он провел линейкой по её губам и сел за свой стол. — У тебя через пятнадцать минут массаж.

Девушка вздрогнула, но, ничего не спросив, вышла из кабинета и вернулась в свою комнату. Надо было быстро принять душ и надеть простой хлопковый халат — такой был порядок, когда приходили чужие, даже если потом приходилось раздеваться до нага для каких-нибудь процедур.

Как ей было стыдно в этот раз предстать перед массажисткой. Она лежала обнаженная на животе и смотрела в глаза своему Господину. Умелые руки мастера скользили по её спине, плечам, пояснице. Она знала, что еще немного и перейдут на ягодицы, на которых отчетливо виднелись следы наказания. Что о ней подумает эта женщина? Казалось, что краска заливала не только лицо, но и плечи. Забава горела только от мысли, что посторонний человек видит красноватые отметины на её белоснежной коже. Но Господин был доволен, такая редкая тень улыбки скользнула по его губам. И стыд потихоньку стирался воспоминаниями произошедшего в кабинете и тем, что она угодила. Забава стала понимать, что наказанием были не те 4 удара, а эта демонстрация чужому человеку, что она провинилась.

Забава не знала, чем занимается ее Господин. Несколько раз он уезжал на целый день, тогда она была предоставлена самой себе и проводила это время с пользой. Дома у нее не было возможности столько читать, пользоваться Интернетом. А мир за пределами ее городка, оказывается, был так велик и ярок. За эти несколько дней ни разу не появилась ни уборщица, ни какая-нибудь экономка, которая бы приготовила еду. Господин всё привозил из города, тщательно упакованное в судочки. Неизменно на ее кровати оказывались пакеты с одеждой. Забава попыталась поблагодарить Господина за то, что не запер ее дома, а привез теплые вещи, в которых она могла выходить во двор и гулять по большому заснеженному саду. Он воспринял ее слова спокойно, просто заметив, что это его обязанность о ней заботиться. Но ему приятно, что ей всё нравится.

Забаве казалось немного странным, что вещи были новыми, но без этикеток. Разве что бирочки с советами по уходу за ними, оставались на внутренних швах. Ей страшно было надевать чужие вещи, она боялась их испортить, но и говорить об этом Господину было как-то неудобно, ведь он заботился о ней.

Ночью не спалось. Забава спустилась вниз, чтобы попить воды. В доме было темно и тихо, лишь на кухне горела тусклая подсветка над столом, которая давала возможность не споткнуться и не налететь на какую-нибудь мебель. Босоножки она не обула, так что теперь паркет слегка холодил босые ступни. Она выпила воды, сполоснула чашку и повесила ее на сушилку. Шаг назад — натыкается на кого-то спиной и вскрикивает от испуга. Мужская ладонь сильно, но аккуратно зажимает ей рот, вторая скользит по груди, останавливаясь напротив сердца.

— Как сильно бьется, — шепчет Морозко.

И от голоса на грани слышимости мурашки разбегаются по ее телу. Прохладный пол, она, прижатая к горячему мужскому телу. Боже, она ни разу не видела его без рубашки, даже в тот день, когда он ее подобрал на дороге. Она помнит лишь ощущение сильных рук, каменного тела и… и того, что сейчас недвусмысленно вжимается ей в попку. Забава начала дрожать от неизвестности и предвкушения. Его руки скользнули по ее напряженным соскам, устремились к животу, намекнули на ласку между ног, погладили бёдра, вернулись к груди, с силой сжав торчащие горошины. Затем Морозко большим пальцем провел по губам и нажал на них, принуждая приоткрыть рот, провел по нёбу. Она неосознанно прижала его палец языком, сомкнув губы. Одобрительный стон был ей ответом, а затем он начал резко двигать пальцем, заставляя его сосать. Ей так захотелось самой дотронуться до Господина, почувствовать, как под руками перекатываются мышцы, как…

— Повернись, — тихий четкий приказ, и он отпускает ее, отходя на пару шагов.

Она, чуть покачнувшись, разворачивается, не смея поднять глаз. Расстояние ровно такое, что она упирается взглядом в его тонкие черные спортивные брюки, которые только подчеркивают его возбуждение.

— Подойди и встань на колени передо мной.

Два шага в тревожном предвкушении. Она никогда этого не делала. Нет, она знала о том, чем занимаются взрослые. Даже втихую как-то посмотрела видео, хранившееся в ноутбуке у сестры, благо та, когда уехала с матерью на пару дней, забыла его выключить. Но это было один раз, и вспомнить, что именно там показывали, она не могла. Так страшно разочаровать.

Колени коснулись пола, глаза убирать было некуда.

— Спусти штаны, — прошелестело сверху.

Забава запустила дрожащие пальцы за резинку и потянула штаны вниз. Не так-то просто оказалось их снять — пришлось коснуться пальцами его возбужденного члена, чтобы освободить его из ткани. Какой горячий, подрагивающий. Испугавшись, что слишком медлит, она рванула штаны вниз. Несдерживаемый больше тканью, член коснулся её лица, заставляя от неожиданности отпрянуть.

— Возьми его в руку и оближи.

Такой твердый, большой, перевитый венами, чуть бархатистый и обжигающий. Забава помедлила и робко коснулась его языком. От этой легкой ласки орган дернулся в руке. Она провела языком снизу вверх, задержавшись на головке, как бы пощекотав его — и вновь отклик, еще более сильный. Осмелев, она взяла его в рот, чуть пососав. Сильная рука легла ей на голову, до легкой боли сжав волосы на затылке, и начала задавать ритм сначала медленно с маленькой амплитудой, затем всё быстрее и глубже. Так, что она начала задерживать дыхание.

— Дыши! — последовал резкий приказ.

Она глубоко вдохнула и стала приспосабливаться, чувствуя языком каждую выпуклость члена, каждую извилистость вены, гладкость головки, то скользящей по нёбу, то вбивающейся в горло, создавая дискомфорт. Но это неожиданно возбуждало, не вызывало недоумение и любопытство, как при просмотре запретного видео. Движения Господина стали более резкими и глубокими, но всё равно его член полностью не помещался у нее во рту, ограничиваясь её рукой. Он всё сильней тянул за волосы, полностью подчиняя ее своему ритму. И вот очередное резкое движение — он вжимается в нее пахом так, что она невольно убирает руку и чуть не захлебывается от струи, ударившей в горло. Нервно сглотнув, она всё же закашливается, когда Господин стал выходить изо рта.