Шрифт:
Никита (тихо Терентию). Ну? Что она?
Терентий (стоит в двери). На диванчик присела. Раздумывает.
В комнату вбегает Любася, младшая сестра Никиты. Рыжая, верткая, реактивная, полная ажитации. Одета неряшливо, модно.
Любася. Ну вот, так и знала – здесь ты! Совсем опустился; мама в отпаде, страдает безумно, а ты тут примостился, пьяный, ну конечно! Хорош братец… Ему стол накрыли – двадцать один год, – миног и угря добыли, из Сочи тетя Соня приехала, три года не видела тебя, хочет взглянуть, а ты здесь почему-то.
Никита. Сгинь… Любаська.
Любася. Ты что, с ума сошел? Крабов пять банок достали… Тебе же двадцать один, в конце концов. И маму эпатируешь – она и так раз в месяц всего с дачи к нам приезжает, а тут и тетя Соня из Сочи специально явилась…
Никита (медленно). Кроме тети Сони, крабов и угря, есть еще в доме кто-нибудь?
Любася. Пока нет, но, может быть, приедут… Даже наверное. Отец на объекте, звонил, что запоздает, но шансы есть. У Гарика и Юльки на даче мексиканцы, но, кажется, приедут. Руфина из Ленинграда, кажется, летит… успеет, может быть…
Никита. Может быть!.. Кажется!.. Слышишь, Кай, а что, если и мы с тобой кажемся? А на самом-то деле нас нет, как и папы, который на объекте. Реальные лица – тетя Соня и миноги!
Любася. Ты клинический!.. Женщина привезла тебе огромную дыню.
Никита. Замолчи!
Из соседней комнаты вышла мать Нели.
Мать. Ничего, хороший был диванчик… А вот пальтецо какое на ней было, когда прощалась? Воротничок-то меховой?
Терентий. Меховой вроде.
Мать (обернулась к Никите). Точно… меховой?
Никита. Точно. Был меховой.
Любася (в гневе). Ты что, совсем смеешься? Тебя дома ждут, такой стол накрыли… А ты тут что-то говоришь неизвестно кому.
Мать. Нет, зачем же… ругать-то его зачем, девочка? Он парень хороший, сразу видать… Искал ее – из всех один. (Долго молчит.) Потерялся след, значит… Домой ехать надо. (Открывает сумку.) Я тут ей собрала кой-что… Яблочки из своего сада тоже. Чего обратно-то везти. Угощайтесь. (Высыпает содержимое сумки на стол.)
Кай. Спасибо.
Мать (Любасе). А вы не огорчайтесь, девочка… Попробуйте лучше. (Протягивает ей яблоко.)
Любася. Смешно просто, зачем вы мне эти фрукты суете… Как будто у нас самих нет… (Никите.) Немедля возвращайся домой. В конце концов, мне самой через час в Тбилиси вылетать надо. (Убегает.)
Мать. Обиделась… За что – не пойму. Суетливая. (Помолчав.) Вот адресок оставляю, если узнаете о чем. (Передает записочку Никите.) Спасибо вам. (Идет к входной двери, открыла ее, на пороге.) Помирает, наверно, муж мой. Очень велел Леночку отыскать… «Хочу, – говорит, – простить ей все и сам прощения попрошу; только бы увидеть напоследки». Когда Леночка из дома ушла, проклял ее, не велел искать… Суровый человек был. Верующий. Может, как лучше хотел? А вышло – помыслить страшно. Что ее в жизни-то ждет?… Простите… (Уходит.)
Константинов (после долгого молчания). Веселая-веселая, а что натворила.
Терентий (ожесточенно). Еще неизвестно, кто виноват больше.
Никита (неожиданно). Считаешь – и я виноват?
Терентий. Что вперед лезешь? Тебя тут не звали. Домой ступай, тебя тетя Соня ждет.
Никита. Не темни! Вижу ведь – осуждаешь!
Терентий. А хотя бы! От кого она Москву покинула – вникал? Она веселая была… Как ласточка… Заботилась о нас обо всех. Радостью была. Ее Кай пальцем не тронул. А ты?… Все дрожал: ребенка она тебе родит. А она, может, с ним сейчас Бог знает где бедствует. Ты когда узнавать о ней решился? Приснилась она ему, видишь ли… Ты добрый… Ты очень у нас добрый, если это нетрудно тебе.
Кай. Никто никого не лучше. Не трогай его. Все мы дерьмо.
Константинов. Зачем так-то, ребятки… День рождения нынче.
Терентий (озлобился). А у тебя слова нет… Наблюдатель! Устроился тут – как в театре…
Никита. Никто не радуется. Никто! А изумительно учусь… и на водной дорожке… и наедине с себе подобной… Вызываю всеобщий восторг! (Тихо.) Но мне никто не радуется.