— Свой район за консервным заводом я называю задворками.

— Вы клевещете на наш город,— возразила Марина.

— Не будем спорить, Мэри,— Анатолий поднял руки: — Беру слова обратно и сдаюсь на милость победителя...

«Где же это за консервным заводом?» — думала девушка, но спросить не решалась.

Они вышли из парка на небольшую площадь. Крейцер подбежал к стоявшей недалеко шоколадной «Победе», распахнул дверцу:

— Садитесь, Мэри, подвезу.

Марина хотела отказаться, но, увидев номер машины, со смехом согласилась.

— Ну что ж,— беззаботно проговорила она,— после лодки давайте на такси. А где же шофер?

— Он здесь,— сказал Анатолий, усаживаясь за руль, — рядом с вами. И это не такси, а моя машина.

 — Вот как?

— Подарок дяди. Он в Москве главком верховодит Отдал мне свою машину. А без этого приложения я бы ни за что не поехал на периферию. Ведь должен же я и здесь пользоваться атрибутами цивилизации...

Фыркнул мотор. Крейцер включил скорость. Но в эго время из кустов вынырнул высокий человек в длиннополом пиджаке, без фуражки, копна волос спадала ему на глаза. Он стукнул Анатолия по плечу:

— Один момент, шофер. Привет!

— А-а! —оглянулся Крейцер.— Что, опять? Не дам! Прошлый раз...

— Тихо, паря! — Человек сдавил своей огромной рукой плечо Анатолия.— Мало получил? — Он присмотрелся и, увидев Марину, изменил тон: — Ах, машина занята? Так и скажи. Извините, мадам. Желаю удачи!.. До двенадцати... там же...

Машина рванулась вперед. Марина успела заметить, что парень был одет в коричневый пиджак, а на волосатой руке блестели золотые часы с массивным браслетом.

«Победа»понеслась по улице. Насупленный Анатолий молчал, сосредоточенно вел машину.

— Хорошо! — вдруг выкрикнула Марина, выглянув в открытое окно навстречу ветру.

Крейцер взглянул на девушку и вновь оживился:

— Может, катанем за город? — предложил он.

Марина промолчала, а когда машина поравнялась с кинотеатром, твердо сказала:

— Остановите.

Заскрипели тормоза. Анатолий удивился:

— Что случилось? Вы куда?

Уже захлопывая дверцу, девушка проговорила:

— Ищите себе другого компаньона для загородных прогулок!

— Да я не хотел вас обидеть, Мэри! Простите. Когда мы встретимся? Эх!..

Но девушка резко повернулась, и ее маленькие каблучки застучали по тротуару. «Победа» постояла с минуту и как-то нехотя поехала дальше, но не в сторону консервного завода, а через площадь влево, по проспекту Орджоникидзе.

Когда машина скрылась за нефтяным институтом, Марина вернулась и подошла к будке телефона-автомата. Плотно затворив за собой дверь, набрала нужный номер и тихо проговорила в трубку:

— Мне надо увидеться с вами, Василий Вакулович... Хорошо, иду...

Полковник Рогов часто задерживался в кабинете допоздна. А в эти дни особенно. Ему не давали покоя последние два дерзких преступления. Такого уже давно не было: за одну ночь два убийства и ограбление магазина.

За долгие годы работы в милиции Василий Вакулович давно привык ко всяким неожиданностям, но по-прежнему каждое происшествие болью отзывалось в его сердце, особенно, если при этом погибали люди. Тогда полковник, как вот сейчас, часами непрерывно ходил по кабинету из угла в угол и старался разобраться, по чьему недосмотру случилось несчастье. Немалую долю вины он брал на себя и своих сослуживцев: проглядели...

Да, работники милиции что-то недоделали, вот и получилось—прозевали. Прежде всего не устерегли тех кто оступился, кто пошел скользким путем «легкой» жизни. Тут бы приглядеться, подсказать, помочь. Но прошли мимо. Не заметили. А может, даже отвернулись. Ох, как это страшно—отвернуться от человека. Забытый, отвергнутый всеми, он морально опускается до предела, становится зверем, которому и людская жизнь — ничто. Такой человек способен на самые подлые поступки, если его вовремя не сдержать.

А кто должен сдерживать? Ведь не поставишь возле каждого из таких негодяев милиционера, который ходил бы следом и при случае мог схватить за руку...

Думать так — значит, стараться снять с себя вину, успокоиться. Василий Вакулович резко взмахнул рукой, словно подчеркивая свои мысли. Нет, он не мог успокоиться. Совершено преступление, и ему казалось, что в этот миг он со своими сослуживцами чем-то отвлекся, словно вздремнул на посту. А спать нельзя. Милиция должна иметь тысячи зорких глаз, тысячи смелых, горячих сердец, тысячи крепких, надежных рук добровольных патрулей. Тогда не проглядели бы...