Бад был в восторге от такой картины: это была Америка. Всегда в разном обличье, но всегда одинаковая в своей сути. Он любил шелестящую на ветру пшеницу и уютные тенистые лощинки, заботливо ухоженные поля и высокое голубое небо, и, конечно, зелень, зелень без конца и края. Он ощущал душевный трепет, когда в своей патрульной машине ехал по развертывающейся перед ним ленте твердой, надежной дороги. Ветер свистел в антеннах машины. Он был тут властелином. И каждый, кто видел его, понимал, что это едет человек, с которым приходится считаться.

Он взглянул на Холли. Прелестное молодое, даже юное, создание. Он был уверен, что никогда в жизни не встречал женщину со столь совершенными телесными формами. За что же она его так любила?

Она посмотрела на него и улыбнулась. Какие у нее красивые и ровные белые зубы!

— О чем ты думаешь, Бад?

— Я поражаюсь, что из всех мужчин мира ты почему-то выбрала именно меня. Ты могла бы очаровать любого из них.

— Нет, не могла, и ты прекрасно это знаешь. А тебя я выбрала потому, что ты самый добрый, самый сильный, самый храбрый и самый лучший. Как же было не выбрать такого мужчину?

Он покачал головой. Абсурдность этой похвалы вызвала у него раздражение. Он вспомнил страх, который испытал в тот момент, когда Лэймар прицеливался, прежде чем спустить курок. Все его доблести тогда оказались мало чего стоящими.

Должно быть, недовольство, промелькнувшее в его сознании, отразилось и в глазах.

— Бад, ты никак не можешь оправиться от пережитого? От Лэймара, смерти Теда и от всего этого ужаса? Но все прошло, все кончилось. Другие поймают его рано или поздно.

— Все. Забыто. Я клянусь тебе, забыто.

— Ох, Бад, — вздохнула она, — ты такой искусный лжец!

Инцидент был исчерпан, и всю остальную часть пути они проехали в приподнятом настроении; они говорили друг другу комплименты и смеялись. Слушали радио. Они отыскали в эфире старейшую радиостанцию Оклахома-Сити. Передавали музыку. Бад, оказывается, знал больше песен, чем Холли. Они подшучивали над патрульными полицейскими, которые отлынивали от службы в придорожных кустах и разъезжали по встречным полосам. Им было легко и приятно.

Часа через два они подъехали к городку Мак-Алестер. На подъезде к нему они увидели единственное производственное здание, где трудилось все взрослое население Мак-Алестера, — местную тюрьму. Со стороны оклахомского шоссе, по которому они приближались к городку, тюрьма выглядела волшебным мавританским замком или Камелотом [12] короля Артура. Это было высокое белое, похожее на грозную крепость и в то же время очень радостное здание. Но это было не слишком радостное место. Снаружи можно было подумать, что это обетованный уголок. Но здесь не пахло обетованием. Страшное было это место.

— Ну вот мы и приехали, — сказал Бад, свернув на Уэст-стрит и подъезжая к зданию тюрьмы. То ли это была игра воображения, то ли им овладело безотчетное чувство страха, но ему даже показалось, что воздух в этом месте тяжелый и вязкий.

Каторжная тюрьма Мак-Алестера имела все, что подразумевается, когда произносят слово «тюрьма». Огромные безжизненные стены опутаны проволокой, утыканной острыми, как бритва, шипами. В тех местах ослепительно белой стены, где предательски обвалилась штукатурка, обнажилась мощная кладка старинного красного кирпича. Становилось ясно, что под веселенькой оболочкой таится мрачное закоптелое содержание, сочащееся человеческим несчастьем.

— Когда приближаешься к таким местам, как это, начинаешь физически чувствовать излучение зла, — заметил Бад, когда они подъехали к высокой южной стене тюрьмы. — Заключенные называют эти заведения школами гладиаторов. В тюрьме молоденькие ребятишки с дурными наклонностями учатся воровать, насиловать и убивать и не испытывать при этом никаких чувств. Никто доподлинно не знает, что происходит за такими стенами, как эти. Вы, нормальные люди, не можете даже в страшном сне вообразить себе этого. Но я могу точно сказать: ничего хорошего еще не вышло из американских тюрем. Я бы сжег их напалмом, чтобы все, кто там находится, сгорели дотла. А потом можно все начать сначала. Вторая попытка.

— Представляю, какой шум подняли бы газеты, — заметила Холли.

— Они будут кричать до тех пор, пока не увидят, что уровень преступности снизится.

Бад вписался в узкий проход, над которым висела табличка «Наблюдение за соблюдением законов». Проход примыкал к неприметному выходу из второго административного корпуса. Бад выключил двигатель. Лэймар, Оделл и Ричард бежали именно из этого здания. Он вспомнил газеты тех дней, фотографии, стрелки на них указывали на окно третьего этажа административного корпуса блока камер А, откуда выпрыгнули бежавшие арестанты и под которым бедняга Уиллард на свою беду припарковал свой фургон. Эти мерзавцы спрятались в его машине и ждали, когда он придет, чтобы убить его. Потом они выехали из ворот, повернули налево, потом еще раз налево и поехали по живописной узкой улочке к гостиничному центру для приезжих. Дальше они миновали дом охраны — обычный многоквартирный дом, проскочили маленький музей и выехали на Уэст-стрит, навстречу свободе.