— Карточный фокус? — ахнула мисс Форрест.

— Самый обыкновенный фокус, могу вас заверить, такой, который бессмертный Гудини не включал в свой репертуар. Прошу вас, следите внимательно.

Он поднял перед собой карту. Два больших его пальца сходились у верхнего края карты плотно прижавшись к ней.

— Предположим, я хочу разорвать эту карту пополам, потом я скомкаю одну из половинок и отброшу ее.

Все затаили дыхание. Инспектор кивнул головой и беззвучно вздохнул. Крепко держа карту левой рукой, Эллери правой рукой сделал быстрое движение, оторвав половину карты. Ту, что оказалась в правой руке, он медленно скомкал и отбросил. Потом поднял левую руку. В ней находилась вторая половинка карты.

— Прошу вас внимательно посмотреть, что произошло. Я хотел разорвать эту карту пополам. Как я выполнил этот простой, но в данном случае очень важный акт? Я оторвал кусочек путем приложения силы моей_правой_руки, скомкал оторванную половинку_правой_рукой, отбросил эту половинку также_правой_рукой. Таким образом, в правой руке у меня ничего нет, а в_левой_осталась половинка карты, та половинка, ради которой я, собственно, все это и проделал. Моя_левая_рука совершенно не работала, она только держала карту, от которой я_правой_рукой оторвал кусок, она, так сказать, явилась хранилищем нескомканной половинки.

Он окинул присутствующих серьезным взглядом. В его манерах не осталось ни тени шутливости.

— Что это значит? — продолжал он.— Это значит, что я не левша, делаю все правой рукой, она несет большую часть нагрузки в работе. Причем я пользуюсь своей правой рукой для физической работы совершенно инстинктивно, это присуще моему физическому складу. Я не могу выполнить какую-либо работу левой рукой без явного усилия воли. Так вот, дело в том, что доктор Ксавье тоже не был левшой, он тоже все делал правой рукой.

По лицам присутствующих было видно, что они начинают что-то понимать.

— Я вижу, вы поняли, что я хочу сказать,— продолжал мрачно Эллери.— Мы нашли нескомканную половинку шестерки пик в правой руке доктора Ксавье. Но я только что продемонстрировал вам, что человек нормальный, не левша, естественно, должен был оторвать, скомкать и отбросить половинку правой рукой, а другая половина должна была остаться в левой.

Поскольку обе половинки игральной карты совершенно одинаковы, ни одна из них не имеет никакого преимущества перед другой. Следовательно, невыброшенная половинка карты должна была остаться как я уже сказал, в руке, которая не производила никакой работы. Вывод один: мы нашли оставшуюся половинку карты_не в той руке_доктора Ксавье, в которой она должна была находиться. Доктор Ксавье не рвал эту карту. Кто-то другой оторвал ее и вложил остаток в руку доктора, допустив вполне понятную ошибку. Не продумав тщательно свои действия, он решил, что раз доктор Ксавье не был левшой, то карта должна остаться в его правой руке. Следовательно,— Эллери приостановился, и на его лице появилось чувство сожаления,— мы все должны принести глубочайшие извинения миссис Ксавье за то, что ввергли ее в такое сильное душевное потрясение, несправедливо обвинив в совершении убийства.

Рот миссис Ксавье открылся, она заморгала глазами, как человек, вышедший из темноты на ослепительно яркий свет.

— А раз кто-то другой положил нескомканную половинку пиковой шестерки в руку доктора,— продолжал Эллери спокойно,— значит, кто-то другой, а не сам покойник обвинил миссис Ксавье в убийстве. Но если погибший не был обвинителем, то все обвинения рассыпаются в прах. Вместо преступника мы видим перед собой оклеветанную женщину, которую хотели погубить, подтасовав факты. Вместо убийцы перед нами невинная жертва. А кто может быть заинтересован в том, чтобы бросить тень подозрения на невинного человека, кроме самого убийцы? — Он нагнулся, поднял скомканную карту и положил оба куска себе в карман.— Дело еще далеко не закончено. Оно только начинается.

Последовало мучительное молчание, и больше всех подавлена была сама миссис Ксавье. Она упала на подушки, закрыв руками лицо. Все остальные с лихорадочной подозрительностью осматривали друг друга. Миссис Уири застонала и бессильно прислонилась к косяку двери. Боуне, совершенно ошеломленный, смотрел попеременно то на миссис Ксавье, то на Эллери.

— Но... но...— начала мисс Форрест, уставившись на женщину, лежащую в кровати,— почему же она... почему?..

— Очень правильный вопрос, мисс Форрест,— пробормотал Эллери,— это вторая из двух проблем, которые я должен разрешить. Я уже разрешил первую и пришел к заключению, что миссис Ксавье невинна. Почему же она призналась в преступлении? Но и это...— он сделал паузу,— и это становится понятным, если немного подумать. Миссис Ксавье,— мягко проговорил он,— почему вы признались в преступлении, которого не совершали?

Женщина начала плакать, судорожные рыдания сотрясали ее грудь. Инспектор отвернулся и подошел к окну.

— Миссис Ксавье,— продолжал Эллери. Он нагнулся над кроватью и дотронулся до ее руки. Она отвела их от своего лица и уставилась на него полными слез глазами.— Вы великая женщина. Но мы не можем позволить вам принести себя в жертву. Кого вы выгораживаете?

Поразительная перемена происходила в лице миссис Ксавье: оно постепенно теряло обвислость, становилось снова упругим. Жизнь наполняла ее, подобно горячему металлу, заполняющему пустую изложницу. В одно мгновение, как бы по мановению волшебной палочки, к ней вернулась юность. Даже обычная полуулыбка вновь появилась на губах. Но она не ответила на вопрос Эллери.

Инспектор медленно повернулся и посмотрел в лица всех присутствующих. «Марионетки,— подумал он.— Проклятые марионетки с деревянными лицами, когда они хотят что-нибудь скрыть. Обычно все свидетели во время расследования убийства хотят что-то скрыть».