Следует также заметить, что майору Вердеру весьма ревностно помогал унтер-офицер Эк, который уже появлялся в начале нашей повести во время преследования беглого из сибирских копей. Рвение Эка отнюдь не нуждалось в подстегивании. Он всегда был готов выполнить свои служебные обязанности и старался даже больше, чем ему полагалось, в особенности когда преследовал славянина. Братья Иохаузены, которым он оказал ряд личных услуг - услуг, щедро вознагражденных у окошечка кассира банка, - тоже весьма ценили его.

Теперь все обстоятельства выяснены и можно представить себе, в какой обстановке должны были столкнуться противники на выборах в городскую думу. Против Франка Иохаузена, полного решимости не уступать своего места, правительство, а также просто!» народ, - чьи избирательные права были теперь сильно расширены новым законом об избирательном цензе, - выставляли кандидатуру Дмитрия Николева.

Участие в борьбе на выборах простого домашнего учителя без состояния и общественного положения, противопоставление его могущественному банкиру, представителю высшей буржуазии и высокомерного дворянства, служило весьма важным признаком для людей проницательных. Разве не предвещало это в ближайшем будущем изменения политических условий в крае в ущерб тем слоям, в чьих руках сосредоточивалась административная власть и управление городскими делами?

Тем не менее братья Иохаузены не теряли надежды одержать победу, во всяком случае над своим непосредственным противником. Они рассчитывали погубить в зародыше растущую популярность Дмитрия Николева. Не пройдет и шести недель, как станет явным, что несостоятельный должник, осужденный судом, - который после распродажи имущества с торгов будет выброшен на улицу, разорен, оставлен без крова, - не может быть гласным думы.

Как мы уже знаем, через полтора месяца, 15 июля, истекал срок векселя, выданного Дмитрием Николевым банкирскому дому Иохаузенов в обеспечение долга своего отца. Речь шла о восемнадцати тысячах рублей - сумме огромной для бедного учителя математики. Сможет ли он ее уплатить?… Иохаузены были убежденье что ему не удастся произвести платеж, который освободил бы его от всех долгов. Лишь с большим трудом Николев сделал предыдущие взносы, а с этого времени его материальное положение вряд ли улучшилось. Нет! Он окажется не в состоянии погасить свой долг банку. Если он придет просить отсрочку, Иохаузены не пощадят его. Они расправятся не только с должником - они погубят политического противника.

Братья Иохаузены и не подозревали, что неожиданное, невероятное стечение обстоятельств будет способствовать выполнению их планов. Будь в их распоряжении небесные громы и молнии, и тогда они не смогли бы столь своевременно и смертельно поразить своего популярного соперника, как это само собой случилось.

Между тем, подчиняясь приказанию барина, Транкель спешил - возможно, слово это здесь не подходит, - итак, он спешил выполнить его поручение. Понурив голову, неуверенным шагом он отправился знакомой дорогой в полицейский участок. Покинув дом банкиров и оставив слева рижский замок с желтыми стенами - резиденцию генерал-губернатора края, он прошелся между палатками рынка, где торгуют всякой всячиной: разным хламом, безделушками, ветошью, образками и кухонной посудой; затем, для бодрости, он раскошелился на чашку горячего чая с водкой, которым бойко торгуют разносчики, со вздохом покосился на молоденьких прачек, пересек ряд улиц, где повстречал везущих тележки каторжников, за которыми наблюдал надзиратель. С почтением посмотрел он на этих несчастных, которых нисколько не порочит суровый приговор к каторжным работам за какие-нибудь незначительные провинности, и, наконец, приплелся в полицейский участок.

Здесь слугу Иохаузенов приняли как старого знакомого. Навстречу ему протянулись руки полицейских, и он ответил каждому дружеским пожатием.

–  Эге, вот и Транкель!
– воскликнул один из полицейских.
– Что-то давненько тебя не было видно, никак с полгода?…

–  Нет, не так уж давно!
– отвечал Транкель.

–  А кто тебя прислал?…

–  Барин, господин Иохаузен послал.

–  Так, так… И ты, конечно, хочешь говорить с майором Вердером?

–  Если возможно.

–  Он как раз прибыл, Транкель. Если тебя не затруднит пройти к нему, он будет рад принять тебя.

Весьма гордый оказанным ему приемом, Транкель направился к майору. Он тихонько постучал в дверь кабинета и, получив короткий ответ, вошел.

Майор сидел за столом и листал пачку бумаг. Подняв на вошедшего глаза, он сказал:

–  А, это ты, Транкель?…

–  Я самый, господин майор.

–  И ты пришел, чтобы…

–  Меня послал господин Иохаузен.

–  Серьезный случай?…

–  Самовар не мог раздуть нынче утром…

–  Должно быть, ты забыл его разжечь?… - усмехнулся майор.

–  Все может быть.

–  И сколько тебе причитается?

–  Вот бумага.

И Транкель вручил майору записку, которую ему дал хозяин.

–  О! Какая-то мелочишка, - сказал майор, пробежав записку.

–  Гм, гм!
– кашлянул Транкель.

–  Всего лишь двадцать пять плетей!

Само собой разумеется, Транкель предпочел бы отделаться дюжиной.

–  Ну что же, - сказал майор, - сейчас выдадим тебе сполна, не заставим ждать.
– И он подозвал одного из своих подчиненных.

Полицейский вошел и вытянулся по-военному.

–  Двадцать пять плетей, - приказал майор, - и полегче… как другу. Вот если бы это был славянин! Ступай раздевайся, Транкель. Когда покончишь с этим, приходи за квитанцией…

–  Спасибо, господин майор!

Транкель вышел из кабинета майора и проследовал за полицейским в комнату, где должна была состояться экзекуция.

С ним обойдутся как с другом, как с завсегдатаем участка, жаловаться не приходится.

Транкель обнажил верхнюю часть туловища, согнулся и подставил спину. Полицейский взмахнул плетью.