Шрифт:
– Да у тебя там и так уже…
– Заткнись. – Тарл сделал паузу, размышляя. – Ну вот. Я думаю, нам нужен кто-то, обладающий магическими силами, кто сможет сказать нам, куда идти, не используя при этом заклинания, как-то связанного с Ронаном. Тогда мы не получим в ответ противозаклинания.
– Это как?
– Понимаешь, я намерен рано или поздно найти нашего друга. Так что мы просто пойдем к гадалке, и она скажет мне, где я окажусь в будущем. Тогда мы туда отправимся, и именно там и будет Ронан. Ну как, хитроумно?
– Не то слово, – осторожно отозвался осел. – И где ты, если не секрет, собираешься такую гадалку найти?
– Получилось так, что несколько дней назад я как раз рядом с таким местечком в подворотне проснулся…
Подворотня вела к темному, заросшему мхом дворику за Разнуздяй-Бульваром. Там было навалом мятых и ржавых мусорных бачков, переполненных дурно пахнущими отбросами. Каменные плиты, заваленные гниющими овощами и фруктами, скользили под ногами, а единственным источником света служил тусклый и дымный факел, воткнутый в заплесневелое крепление рядом с открытой дверью.
К стене под факелом была привинчена пара помятых металлических табличек. На одной была выгравирована надпись: «Братья Грифф. Каму патрахацца. Канфиденциальнась гарантируецца». Надпись на второй гласила: «Мания Безмазовая. Истину говорит, судьбы предсказывает, пятна выводит. Второй этаж». Характерным образом эта вторая табличка уже еле-еле держалась на стене.
Тарл с Котиком вошли в мрачный коридор. Пахло там приблизительно равными количествами пыли, затхлой мочи и вареной рыбы. Справа располагалась единственная измочаленная дверь с еще одной табличкой: «Братья Грифф. Пастучи и падажди». За дверью кто-то, судя по всему, очень шумно трахался.
В конце коридора во тьму уходила шаткая деревянная лестница. Осторожно поднявшись по ней, Тарл с Котиком оказались на площадке, где дыр было больше, чем половиц. Горящая масляная лампада стояла на небольшой тумбочке в углу рядом с единственной дверью, покрытой шелушащейся розовой краской, поверх которой кое-как были намалеваны черные звезды и луны. На уровне глаз по трафарету золотой краской было выведено слово «Гадалка». Ниже кто-то красным карандашом нацарапал «и клятанутая старая крыса».
Тарл поднял было кулак, чтобы постучать, но из-за двери тут же донесся визгливый голос:
– Нечего там торчать! Открывайте дверь и входите! – Челюсть Тарла с вполне слышным стуком отпала.
– Ого! – изумленно изрек он. – Как тебе, Котик? Она знала, кто идет! Очень впечатляет!
Осел презрительно взглянул на своего спутника.
– Не будь идиотом! – фыркнул он. – Клятская лестница так скрипит, что только совсем глухая бы не услышала.
Тарл с сомнением посмотрел на серого, а затем они вошли в одну из самых странных комнат, какие им доводилось видеть.
Комната эта выглядела так, будто ее декорировала Мортиция Адамс, причем в одном из самых своих тоскливых настроений. Черные стены были занавешены плотными драпировками черного миткаля, а черные шторы закрывали окна. Даже паутины, что свисали с потолка, были черными. Пять стульев с высокими спинками черного дерева располагались вокруг круглого стола, накрытого черной скатертью. Старинные книги в черных кожаных переплетах рядами стояли на полках вдоль одной стены, а в канделябрах, да и вообще везде, где только можно, оплывали десятки мерцающих тускло-желтым пламенем черных как смоль свечей, производя тошнотворный смрад горящего жабьего воска.
На одном из стульев сидела согбенная старуха, закутанная в бесформенную массу всевозможных одеяний, каждое из которых было, ясное дело, черным. Занималась она тем, что тасовала колоду сидорских карт таро. Когда Тарл и Котик с сомнением на нее уставились, старуха подняла взгляд и приветственно им улыбнулась. Тарл аж вздрогнул. Зубы гадалки идеально соответствовали убранству комнаты.
– Входите, входите, – закудахтала старуха. – Я – Мания. Мания из Порт-Реда. Чем могу служить?
Тарл в свое время видывал множество высохших старых ведьм, но Мания вполне могла бы представлять все Среднеземье как самая высохшая. Кожа ее походила на скорлупу грецкого ореха, а рядом с ее руками любой скелет показался бы жирным и мясистым. Шею она позаимствовала у стервятника, пережившего нешуточно тяжелые времена. У нее были не столько бородавки на носу, сколько нос под бородавками, и из каждой бородавки торчало такое изобилие волосков, что нос смахивал на небольшую кисточку для бритья. Однако глаза Мании радостно поблескивали из-под черного капюшона и производили впечатление интеллектуального богатства, создавая весьма благоприятное впечатление, но, к несчастью, катастрофически далекое от истины.
Осел настойчиво толкнул Тарла под зад, и тот нехотя доковылял до стола. Грязный черный ковер под ногами оказался клейким и липким, но Тарл нашел это до странности комфортным. Такой ковер напомнил ему коврики в некоторых из его любимейших ночных клубов. Сделав глубокий вдох и чуть не задохнувшись от жуткого смрада жабьего воска, он завел разговор:
– Гм… Ну, здравствуйте, Мания. Значит, говорите, вы из Порт-Реда?
– Да, знаете ли, я там раньше жила. Но люди почему-то всегда зовут меня Мания Безмазовая. В Порт-Реде у меня был скромный, но вполне процветающий бизнес в одном из домов на рыночной площади. Я была очень популярна, если, конечно, не считать некоторых моих соседей. Эти людишки вечно говорили, что не могут как следует меня отрекомендовать. И они не рекомендовали.