Шрифт:
тупою (ступою),
Там жито хулою;
Где коза рогом,
Там жито стогом;
Где коза ходит,
Там жито родит...
[669]
Малорусс.:
Де
Коза
туп, туп,
Там жита семь куп;
Де коза рогом,
Там жито стогом;
Де коза хвостом,
Там жито кустом...
[670]
Песни эти очень сходны с приведенным выше белорусским гимном в честь Ярила: «А гдзеж ион (Ярило) нагою – там жито капою, – А гдзеж ион ни зырне, – там колас зацьвице»; напоминают они и известную новогоднюю песню: «Шов Илья на Василия – в его пужечка (плеть) житяночка, – куда ею махнеть, там жито ростеть»[671]. Святочный Тур и святочный козел (или коза), т.е. Авсень, имеют сходное, почти тождественное значение. Это подтверждается, независимо от однородности смысла обоих святочных обрядов, самих по себе, еще и теми приемами, с которыми вожаки этих зверей или изображающих их ряженых парней, вводят их к хозяину дома, высказывая ему добрые пожелания по случаю наступающего нового года: и тура, и козу заставляют кланяться хозяину дома и приветствовать его: «Ой Type, Type! небоже, – обращаются к бычку, – ой обернися тай поклонися!...» К козе же поют так: «Гогого козынька, – гогого сера, – гогого бела, – ой разходися, – развеселися, – ой поклонися!..» Раскланявшись и расшаркавшись перед «господарем», коза (козел) желает ему:
Щоб сему господину и коровки були,
И неврочливии, и молочливии,
И овес самосий, и ячмень колосий и т.д.[672]
В основе Авсеня, как и Тура, представителя весеннего плодородия, лежит солнечная природа. По отношению к Авсеню или Усеню это подтверждается его именем, которое представляет близкое, очевидное родство с древнеиталийским, собственно сабинским, названием солнца – Ausel (этрусс. Usil)[673], с изменением только окнчания l на нь. В средней полосе России, где овес составляет один из наиболее распространенных хлебов, новогодние посыпальщики преимущественно рассыпают овес по хатам, – вероятно, в связи с этим обычаем и воспеваемый при этом Авсень в устах народа превратился в Овсеня; форма этого названия представляет разительную аналогию с именем полевого житного духа – белорусского Жыценя или Житеня. Овсень в таком случае получает как бы значение «овсяного духа» или «демона», как жыцень – дух житный.
В предыдущей характеристике чествуемого в некоторых великорусских губерниях, на святках, божества, эмблемою которого служит святочный козел (или коза), я имел в виду современного Авсеня или Овсеня. Но очень может быть, и даже весьма вероятно, что современный Овсень есть только отчасти померкший, сузившийся в новейшем народном представлении образ древнего, более общего, более широкого представления солнечного божества. На это указывают, впрочем, уже и самые авсеневые песни. В одной из них Овсень выезжает на свинье:
На чем ему ехати?
На
сивинькой свинке
.
Чем погоняти?
Живым поросенком
[674]
.
Вариант этой песни замещает Овсеня, приезжающего накануне Васильева дня, самим Василием:
...
Василию
ездить. Таусинь!
На чем ему ездить? Таусинь!
На
сивинькой свинке
. Таусинь!
Чем ее погонять-то? Таусинь!
Цуцким поросенком
. Таусинь!
А чем ему взнуздать-то? Таусинь!
Жирною кишкою. Таусинь!
[675]
Выше (стр. 181, пр. 2) я упомянул о включении кабана (свиньи) в культ солнца, находящемся в связи с древней иранской легендой о божественном витязе Верефрагне, открывавшем, в образе кабана, проезд бога солнца. Митры. Сказание о вещем вепре, в случае грозившего междоусобия появлявшемся из морских волн, было связано с Ретрским святилищем, где первенствовал бог солнца Сварожич (см. выше стр. 181). Существующее у чехов поверье о появлении накануне Рождества золотого поросенка на небе[676], повсеместно распространенный между славянами обычай бить свиней на Рождество (у сербов обрядный поросенок, приготовляемый к Рождеству, называется «божура» или «божурица»), постоянное упоминание, вследствие того, в песнях русских колядовщиков о кишках и колбасах, – все это указывает на то, что в вышеприведенной авсеневой и других подобных ей песнях, «сивинькая свинка», поросенок, кишка и т.п. имеют не случайное, а совершенно определенное мифологическо-обрядное значение. Замечу, что св. Василий, также не случайно заместивший Авсеня в вышеприведенной песне, считается народом покровителем свиней. Авсень, едущий на свинке, вместе с тем, получает сходство со скандинавским солнечным богом Фрейром, который ездит на золотом вепре, Gullinbursti. Золотая щетина этого вепря озаряла ночь дневным светом, он мчался с быстротою коня, увлекая за собой колесницу солнечного бога. К культу Фрейра принадлежали жертвоприношения вепрей, заменявшиеся приготовлением печений в образе вепря[677].
Небезынтересно исследовать, как понимали у нас на Руси в старину упоминаемого вышеприведенными памятниками Усеня, очевидно тождественного с Овсенем, – Усеня, которого, как несомненно свидетельствуют эти памятники, призывали и чествовали на святках, подобно тому, как величают современного Авсеня или Овсеня. Прямых указаний на то, что такое был Усень, мы не имеем, но весьма поучительным материалом для разрешения вопроса о значении Усеня могут служить латышские обряды, народные песни и поговорки, в которых очень часто упоминается имя бога У синя.
У синь у латышей празднуется в день св. Георгия, т.е. 23 апреля; сам праздник, по смыслу вполне соответствующий дню величания новогоднего Авсеня, так как день св. Георгия образует начало сельскохозяйственного года, – носит название Усинева дня (Uhsina deena). По имени Усиня названы в разных местах, заселенных ныне или в прежние времена латышами, торги, горы, корчмы (Uhsina tirgus, Uhsina kalns, Uhsina kroghs) и т.п. Ныне Усинь признается латышами за бога-покровителя пчел и лошадей.