В сербо-хорватских песнях, которые поются на Иванов день, также упоминается об «Иване», собираемые в Ивановскую ночь цветы, которым приписывается чудодейственная сила, называются Ивановскими цветами, «Иваньско цвијеhе»[741]. В Болгарии также собирают в ночь на Иванов день (Енюв день) цветы и травы, называемые Ивановскими: « Енювец цветие», «Енювы билкы», в Ивановских песнях речь идет о св. Иоанне: «Кто погрешил против св. Иоанна, – говорится в одной из этих песен, – тот пусть бросится в пылающее пламя»; в другой песне говорится о людях, «которые не праздновали Иванова дня и оттого сгорели дотла»[742]. Очевидно, и у сербов, и у болгар, солнечного бога, чествуемого в пору высшего солнцестояния, у болгар, кроме того, с плачем и причитаниями погребаемого в образе куклы или чучела (как на Руси Ярило)[743], заместил в песнях, как и у западных славян, св. Иоанн Креститель. Словины также в Иванов день в песнях обращаются к св. Яну. В Граце, в Штирии, существовал обычай, в этот день носить чучело, насаженное на высокий шест. Его, однако, не хоронили, но закидывали горящими метлами, пока оно не сгорало[744].

Остается еще бросить взгляд на Малую и Белую Русь. Здесь в Ивановскую ночь также возглашается в песнях имя Ивана, но, особенно в малорусских песенных припевах, Иван соединяется обыкновенно с именем КУПАЛО. Самый праздник носит название праздника Ивана-Купала; под этим именем он известен и в некоторых местах Великой Руси, но в великорусских песнях имя Купала не встречается. Достаточно взглянуть на только что представленный мною перечень божеств, чествуемых народом в пору высшего солнцестояния, чтобы убедиться, что Купало есть бело – и малорусское наименование того же божества, которое в других вышеупомянутых местах называлось Ладом (Лиго, Лодо), Ярилом, Яном, Иваном. Между тем название Купало не только почти не встречается в географических названиях[745], но даже упоминается в письменных памятниках не раньше XVI столетия (в летописи Стрыйковского). Это позволяет делать предположение о довольно позднем его возникновении; тем не менее, однако, ввиду сохранившихся до нашего времени и у мало – и белоруссов несомненно древних, характерных, связанных с празднованием Иванова дня (точнее – Ивановской ночи) обрядов, весьма вероятно, что имя Купала, возглашаемое при совершении этих обрядов, заместило собою более древнее имя другого какого-либо языческого солнечного бога, быть может – Ярыла (Тура?), уцелевшего до сих пор не только в Великой, но даже в Белой Руси; здесь (в Белой Руси), впрочем, Ярило, как мы видели раньше, чествуется только в пору ранней весны. – Родство или тождество Купала и Ярила подтверждается следующими данными: по объяснению проф. Буслаева, корень куп совмещает в себе те же понятия, что и корни яp и буй: во-первых, куп имеет значение белого, ярого, а также буйного в смысле роскошно растущего, откуда в нашем языке употребительны: куп'aвый – белый, куп'aва – белый цветок, купавка – цветочная почка и особенно белых цветов[746]. Так как у и ы в известных случаях чередуются, то корень куп может иметь и другую форму – кып[747],3 отсюда кыпеть и кипень (кыпень) – в значении белой накипи и вообще белизны («бел как кипень»). Во-вторых, «ярый» и «буйный» заключают в себе понятие кипучего, неукротимого, бешенного, раздраженного; соответственно этому в санскрите kup – не только блистать, но и яриться, гневаться, слав. кыпети, кыпати, кипятиться – горячиться, сердиться. Наконец, в-третьих, как со словом «ярый», «ярость» нераздельно понятие желания, похоти, так при нашем «кипети» находим лат. cupio. Отсюда Куп-ало и Яри-ло обозначали бы одно и то же плодотворящее божество лета[748]. И в Малой и Белой Руси Купальское торжество, независимо от возжигания костров, связано с сожигаиием или потоплением чучела и дерева, называемых первое Купалом, второе – Мареною (иногда и наоборот) – обрядом, имеющим очевидно сходное значение с проводами весны. Русалки, или погребением Ярила в Великой Руси, с той только разницей, что купальское чучело обыкновенно одето бывает в женское платье, да и вообще имя «Купало» преимущественно возглашается в песнях в женской форме: «Купала», «Купалка», равно как и в самом Купальском празднике преобладает женский элемент. Мы видели выше, что Ярилино празднество приурочено к Петрову дню и совершается непосредственно перед или непосредственно же после Петровского поста (около того же времени происходят и проводы весны и Русалки), минуя неудобное для разгульных игрищ время поста. Купальский же праздник приурочен к Иванову дню. Это различие естественно вызвано местными условиями: у южных и западных славян, также в Галицкой, Малой и Белой Руси, Иванов день вообще в обрядном отношении имеет положительно первенствующее значение перед Петровым днем, в праздновании которого лишь местами встречается как бы слабый отблеск купальских обрядов. Напротив того, во многих местах Великой Руси перевес на стороне Петрова дня, в который местами, по народному поверию, солнце при восходе «играет», как у южных славян и в Малой и Белой Руси – в Иванов день. Впрочем, как уже было замечено раньше, и в некоторых великорусских губерниях (Ярославской, Тверской и Рязанской), по словам Снегирева, простой народ праздник «Ивана Купала» называет Ярилою.

Купало, по толкованиям Густинской летописи и Гизеля, признается богом плодородия и сравнивается с Церерой. В этом отношении он опять отождествляется с Ярилом-Припекалом и древнеиталийским Геркулесом (сицилийским Ерылом), которого, как доброго гения сельского населения, почитали, между прочим, рядом с Церерой[749]. Купалу, по словам Густинской летописи, «безумнии за обилие благодарение приношаху в то время, егда имяша настати жатва. Сему Купалу-бесу еще и доныне по некоих странах безумные память совершают наченше июня 23 дня, в навечерие Рождества Иоанна Предтечи, даже до жатвы и далее сицевым образом: с вечера собираются простая чадь обоего пола и сплетают себе венцы из ядомаго зелия или кореиия, и препоясавшеся былием, возгнетают огнь; индеже поставляют зеленую ветвь, и емшеся за руле около, обращаются окрест онаго огня, поюще свои песни, преплетающе Купалом; потом чрез оный огнь прескакуют»[750].

«Идол Купало, – пишет Гизеяь, – его же бога плодов земных быта мняху, и ему прелести» бесовскою омраченнии благодарение и жертвы в начале жнив приношаху. Тогожде Купала бога, или истиннее беса, и доселе по некиим странам Российским еще память держится, наипаче в навечерии рождества святого Иоанна Крестителя, собравшеся к вечеру юноши мужска, девическа и женска поду, соплетают себе венцы от зелия некоего и возлагают на голову и опоясаются ими. Еще же на том бесовстем игралищи кладут и огонь, и окрест его, емшеся за руце, нечестиво ходят и скачут, и песни поют, сквернаго Купала часто повторяюще, и через огонь прискакуще, самих себе тому же бесу Купалу в жертву приносят и иных действ дьявольских много на скверных соборищах творят, их же и писати нелепо есть»[751]. Что речь в обоих этих свидетельствах идет о южных и западных местностях России, т.е. о Малой и Белой Руси, можно с достоверностью заключить из того, что оба автора считают Иванов день совпадающим с началом жатвы. Ни в средних, ни тем более в северных и восточных губерниях России, словом в Великой Руси, с Иванова дня немыслимо начинать жать, так как в это время хлеб здесь еще совсем бывает зелен.

В песнях, как уже замечено мною раньше, имя Купала преимущественно употребляется в женской форме, но нередко встречается оно и в мужском роде, напр.:

малорусс.:

Ой на

Купайла

вогонь горить...

[752]

Идя с «Мареной» и «Купалом» на избранное место, поют песню со следующим припевом, в котором с Мареной сопоставляется Купало:

Коло воды-моря ходили дивочки,

Коло

Мариночки Купало

!

Гратеме (будет играть) сонечко

На Ивана.

Во время прыганья через зажженные костры, поют:

Ходили дивочки коло

Мариночки

,

Коло мого Вудола (или: дива) –

Купала

!..

(или: Коло Володимера

Купала

!)

[753]

Белорусс.:

А на

Ивана Купалу

Пойдуць дзевки траву рваць.

[754]

Из многочисленных обрядов, совершаемых во время купальского торжества и которые будут ближе мною рассмотрены в другом месте, явствует, что радом с богом солнца, и даже предпочтительно, чествуется божество женского пола, именно Купала, Купалка или Марена, причем и многие из этих обрядов исполняются женщинами: это видно уже и из приведенных отрывков купальских песен, где речь идет о «дивочках», совершающих обрядное обхождение кругом Марены и Купала. Эта черта опять возвращает нас к обрядам, совершавшимся у горы Соракты.

Вот что пишет о Сорактском святилище Страбон: «У подножья горы Соракты лежит город ферония, носящий название местной, высокопочитаемой окрестными жителями, богини; в посвященной ей роще отправляется священнодействие; вдохновленные богиней шествуют невредимо босыми ногами по кучам пылающих огней и пепла, и сюда стекаются многочисленные толпы народа, как ради этого ежегодного народного торжества, так и ради упомянутого зрелища»[755]. Выше (стр. 186) приведены были мною слова Вергилия, относящиеся к Аполлону Соранскому, которые считаю нужным здесь повторить: «Высший из богов, – обращается к нему Аррунс, – ты, которого мы прежде всех призываем, которому возжигаем костры из соснового дерева, ради которого мы, служащие тебе, в уповании на благочестие, твердо ступаем через огонь по пылающим угольям!»[756]. Эти древние свидетельства о почитании возжжением костров и прочими обрядами Аполлона Соранского и сочетавшейся с ним богини Феронии, совпадают с приведенными выше (стр. 279) свидетельствами о нашем Купальском торжестве.