— Хуже, чем ты думаешь.

 — У врача был?

 — Нет еще.

 Киря посмотрел на меня с сожалением.

 — Ну вот зачем ты нарываешься?

 — А почему бы нет?

 — Да потому что тебе постоянно прилетает.

 — Ну, иногда случается и наоборот, — жизнерадостно ответил я.

 — Редко. Как ни встретимся, опять ты куда-то влип.

 Киря дожевал ужасную котлету и закончил свою мысль, помахивая вилкой:

 — Я знаю, в чем дело. Ты не можешь спокойно пройти мимо несправедливости. Я, в принципе, одобряю. Но ты себя переоцениваешь. Надо же адекватно оценивать свои возможности…

 Я только плечами пожал. Тяга к справедливости была сильнее и важнее любого расчета. Я считал, это правильно, и спорить на эту тему не собирался.

 — Давай не будем рассуждать о справедливости. Я хочу, чтобы ты посмотрел мой глаз и высказал свое врачебное мнение.

 — Да уж я понял.

 Кирилл вытер руки салфеткой и сделал мне знак повернуться к свету.

 — Только не пугайся и… поспокойнее. Я предупреждаю — там ты увидишь что-то очень странное.

 — Ну показывай, не томи.

 Я огляделся, убедился, что в нашу сторону никто не смотрит, и снял очки.

 Несколько мгновений Кирилл сосредоточенно всматривался в мое лицо.

 — И что? — спросил он, возвращаясь к тарелке.

 Я ждал любой реакции. Только не такой.

 Никакой.

 — Как «что»?!

 — Ну, фингал… Самый обычный фингал.

 — А цвет глаза тебя не смущает? А зрачок?!

 Кирилл еще раз бросил на меня взгляд.

 — Да нет… Нормальный зрачок.

 Я разозлился. Издевается он надо мной, что ли?

 — Что, вертикальный зрачок — это теперь нормально?!

 Киря нахмурился. Снова развернул меня к свету, заглянул в глаз.

 — С чего ты взял, что он вертикальный? — спросил он, глядя на меня как-то подозрительно. — У тебя после удара… э-э-э… с головой проблем не было? Сознание не терял?

 — Да потому что…

 Я оборвал себя на полуслове. Потому что, наконец, понял.

 Киря просто не видел мой змеиный глаз!

 Казалось бы, мне должно было полегчать. Но мне стало так жутко, что руки задрожали, и я спрятал их под стол.

 Значит, не к окулисту мне надо идти, — а к психиатру.

 Кирилл смотрел на меня хмурясь. Видно, выражение моего лица ему не нравилось.

 — Внешне ничего особенного, — заговорил он. — Ну, кровоподтек, гематома… опухоль почти спала. Но если у тебя мутится зрение или двоится в глазах, тебе надо к специалисту, и, чем быстрее, тем лучше. Отслоение сетчатки, а при ударе такое бывает — это очень серьезно… И неплохо бы сделать рентген костей черепа… И доплерографию… Ты меня слушаешь вообще?

 Я глядел в сторону, ссутулившись.

 Значит, зря я сегодня весь день, как идиот, просидел в темных очках, выслушивая дурацкие советы теток. Можно было и не маскироваться.

 Не было никакого превращения. Только сдвиг в башке.

 Видимо, от удара Валенка там что-то и сдвинулось. А именно — стекла крыша.

 Мне стало безгранично тоскливо. Внезапно я почувствовал себя очень одиноким.

 Меня и раньше смутно посещало это чувство, несмотря на насыщенную жизнь и множество приятелей. Но тут вдруг словно поставили перед фактом, точнее, перед зеркалом — и там отразился я один, а вокруг пустота.

 Несколько минут я с трудом поддерживал разговор, едва слушая, что мне втолковывает Кирилл. А он явно переживал за меня. Даже написал мне на каком-то клочке, что купить из лекарств и какие обследования пройти. Я сунул клочок в карман, не глядя, тут же забыл о нем и при первой же возможности начал прощаться.

 Все было очень плохо.

 На улице уже давно стемнело и сильно подморозило. С неба сыпал легкий сухой снежок. В общем, зима вернулась. Я был одет совершенно не по сезону. Но мне было все равно. Я злобно выкинул в урну темные очки и пошел дворами в сторону дома, предаваясь мрачности и всерьез раздумывая насчет визита в дурдом.

 Или все-таки ничего страшного? Ведь пока, кроме трансформации глаза, ничего плохого со мной не случилось. Причем — как удачно! — трансформация видна только мне самому. Ну вижу я свой глаз не так, как другие. Какая разница? Кто об этом узнает? Если в остальном я нормален, так и черт с ним. Да как бы я себя ни воспринимал — хоть в виде крокодила, — если остальные видят меня человеком, значит, проблема не так уж велика.

 Словом, минут через двадцать, пройдя почти пол-пути до дома, я уже почти успокоился и убедил себя, что ничего и не изменилось. И даже по-своему прикольно.