«Бедный и грязный душой, — думал Лева. — Несмотря на то, что доктор Тишин морально разложился, с ним приходилось работать. Так было и в первые века, когда христиане жили среди людей. И ап. Павел говорит:»…Иначе бы нам надлежало выйти из мира». Но мы призваны быть среди них. Быть солью, осолять, нести свет. Но, увы! В эти жуткие, темные годы мы не светим, не осоляем…»

Медсестру Раю — ту самую, с которой жил доктор Тишин, — вызвал за зону уполномоченный. Что с ней там было, никто не знает. Но вернулась она оттуда совершенно пьяная и долго кричала и плакала на весь лазарет: «Мама, мама!» Била себя в грудь и снова, снова заливалась пьяными безутешными слезами.

И все это был грех, и кругом был грех.

Те газеты, которые удавалось Леве прочесть, убеждали его, что строительство растет, и люди изменяются, становятся новыми, необыкновенными, «человек меняет кожу». Так писали газеты. «Может быть, — думал Лева, — только здесь, у нас, так темно и беспросветно, а там, на воле, под влиянием новых идей, люди преображаются, становятся чистыми, светлыми, прекрасными? Нет, этого не может быть! Без Христа человек во всех условиях, даже самых прекрасных, остается бедным, несчастным грешником».

На фоне этой жизни Лева особенно оценил то, с чем он познакомился с самого детства — дивное Евангелие Христа, которое по-прежнему светило ярким светом в его душе. В своем очередном письме к матери он писал:

«Тебе, мама, я должен быть особенно благодарен, что с детских лет ты познакомила меня с тем, что есть у людей самое великое — это познание истины. Ты с детских лет через чтение книг, заронила в меня искру тяготения к науке. Ведь даже учиться читать, как я помню, я начал с книги «Интересные птицы». А главное — ты познакомила меня с Книгой книг. Да, такое столь полноценное воспитание вряд ли кто может не оценить. Правда, из меня ничего не получилось. Жизнь, непогода и опять непогода. Лучшие порывы и стремления смяты. Однако причин для уныния нет никаких. Ты, дорогая мама, сделала, что могла, и теперь нечего беспокоиться. Он верен, и написано: «Никто из уповающих на Него не погибнет». Весьма рад что у вас все благополучно и вы здоровы, нехорошо только то, что ты, мама, расстраиваешься из-за меня. Надеюсь, что папа успокаивает тебя и ободряет именем Того, Кто сказал: «Я успокою вас».

Дорогой папа! Я верю, что с мудростью, дарованной тебе, ты заботишься о бодрости домашних, и никакое облачко не нарушит нашего семейного спокойствия и счастья…» Иногда Лева задумывался: почему его папа, дядя Петя и другие верные служители Бога или сидят в тюрьмах, или, пребывая на положении ссыльных, не распространяют Евангелие. И ответом было одно: ночь объяла всех. Ему вспомнилось, как в свое время отец сказал ему, что наличие семьи, детей, о которых он обязан заботиться, удерживало его от большой жертвенной работы на нивах народных. Он говорил, что он с радостью принес бы себя в жертву на большую проповедь Евангелия среди людей, но годами должен был растить детей, заботиться о них, так как это было поручено ему от Господа.

И вот теперь, мы, его дети, равно и дети дяди Пети (а их у него немало) — куда и как оказались годными? Они растили нас для служения Спасителю, вкладывали столько сил, любви и заботы, — а что получится из нас?

Глава 18. Всегда с Иисусом

«Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас».

1 Петра, 5:7

Зима 1936/37 года. Страшная зима, унесшая столько безвинных жизней. В скольких душах она убила веру в справедливость, в торжество правды! Для Левы, однако, она пролетела незаметно. Опять наступили теплые дни, таял снег, оживала природа. Приезжавшее начальство как из санчасти, так и другое очень удивлялось, что районною больницей заведует фельдшер, и решало — прислать врача. Действительно, спустя некоторое время с этапом прибыл седоватый, пожилой врач Букацик. Он должен был работать под руководством районного врача Тишина. Но, как говорит пословица, два медведя в одной берлоге не живут. Недолго между ними были хорошие взаимоотношения. Вначале руководство больницей Тишин целиком поручил Букацику, Леве же дали отдельную палату, в которой лежали сифилитики; он ее должен был вести под руководством Букацика, который был специалистом по кожным и венерическим болезням. Леву это нисколько не огорчало. Наоборот, он был даже доволен, что будет иметь опыт и знания в лечении сифилиса. Он верил, что его Лучший Друг Иисус все устраивает для него только к лучшему. И он нисколько не огорчился, что его отстранили от ведения терапевтических больных.

Врач Тишин, периодически приезжая в районную больницу, проверял работу и давал указания. Но вот ему кто-то шепнул, что за медсестрой Раей, которая была ему близка, ухаживает Букацик. Это произвело на него впечатление разорвавшейся бомбы. Он тут же начал делать обход больных в больнице, проверять истории, болезни, санитарное состояние и в результате при всех накричал на Букацика, как на якобы «ничего не понимающего» врача, отстранил его от ведения больных, оставив ему только венерических больных, а терапевтических поручил опять целиком Леве.

Лева оказался между двух огней. Ему от души хотелось, как учит этому Святое Писание, жить в мире со всеми людьми. Но между двумя врачами началась война.

Нужно отметить, что больные в стационаре были рады, что Лева опять вел их, но Леве было чрезвычайно неудобно перед врачом Букациком, и он говорил ему, что он совсем не хочет вести районную больницу и что это временно, ведь он только фельдшер. Букацик косился на Леву, но, убедившись в его добром отношении к нему, явно не делал против Левы никаких выпадов. Кроме того, со всех колонн стали направлять мужчин и женщин, больных и переболевших сифилисом — к ним, так что Букацику было много работы.