Все, все устраивалось. Все было радостно. Но глубокая печаль все время терзала душу Леву: одна из его родных сестер погибла — погибла в неверии.

Однажды вечером, когда в их доме снова собралась молодежь и среди них Толя Зенков, они беседовали, и Лева сказал, что ему тяжело, что его родная сестра погибла. Решили молиться о ней. Из соседней комнаты позвали ее. Она была мрачной и раздраженной. Была все время не в ладах с матерью…

– Мы будем молиться за тебя, чтобы Бог тебя спас, — сказал Лева.

– Не нужно, — горько усмехнулась она. — Это ни к чему, я не верю ни во что…

Они все вместе с матерью опустились на колени и в слезах стали молиться о ее погибающей душе. Она стояла. Молился и Лева.

— Перестань, Лева, — сказала она. — Я знаю, что ты желаешь мне добра, но я не верю.

Что было делать? Лева не мог перестать молиться, он плакал, вместе с ним плакали и другие и молились, молились.

И она опустилась на колени и закричала:

— Бог, если Ты есть, спаси меня! Я так измучилась, прости меня!

Она была спасена.

Глава 31. Как идти?

«Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее».

Марк. 8, 35.

Кончился 1945 год. Близился канун следующего года. Лева был зачислен студентом, жена писала бодрые письма. Подавали надежду, что и она в скором времени будет демобилизована. В доме были все живы и здоровы. Отец из ссылки писал радостные, подкрепляющие письма, дядя Петя сообщал о новых и новых пробуждениях среди жителей Ферганы, отовсюду приходили приятные сообщения, что дело Божие восстанавливается. Огни новых и новых общин ярко горят, освещая путь к правде и истине.

Не покладая сил трудился Лева в эти дни, свободные еще от занятий в институте. Посещал, встречался с братьями, с молодежью, участвовал в каждом собрании. По субботам после собрания вместе с десятками братьев и сестер из молодежи выезжал в Чапаевск. Там они проводили ночные собрания, на каждом из которых каялись грешники. А утром возвращались в Куйбышев, чтобы участвовать в утреннем собрании. Поистине это была жизнь огня и движения: вперед и только вперед.

Из Тяглого Озера приехала молодая девушка, которая учительствовала в селе Пестравке. Она рассказала, что, отдав свое сердце Христу, встретила притеснения:

— Меня не сняли с работы, но предупредили, чтобы я никому не говорила… И я молчу. Но вот что произошло недавно. Поселилась я на квартире у одних завзятых безбожников-атеистов. Они узнали, что я верующая, и крепко-накрепко предупредили, чтобы я ничего не говорила о Боге их дочери.

Однажды девочка заметила, что я читаю Евангелие, и спросила меня: «Что читаешь?» Я ответила, что это тебе не нужно знать. Прошло несколько дней, прихожу я вечером домой, смотрю: она сидит и читает мое Евангелие, — достала его из-под моей подушки. Я ей говорю: «Что ты делаешь? Это тебе нельзя!» А она как посмотрит на меня, как заплачет… И говорит: «Неужели ты хочешь, чтобы я погибла?» Опустились туг мы обе с ней на колени и молились, и я не могла не сказать ей, чтобы молилась сама она Христу о прощении грехов… Она молилась и вот теперь .— радуется…

— Да, дивная пора пришла! — сказал Лева. — Не будем прятать Евангелие от народа, будем молить Господина жатвы, чтобы Он выслал делателей на жатву свою, чтобы послал в народ жажду и голод слышания Слова Божия.

Проходили благословенные собрания, огонь пробуждения разгорался.

Однажды, когда кончилось утреннее собрание, пресвитер Василий Алексеевич попросил Леву остаться. Лева всегда оказывал ему любовь и уважение, слушал его дружеские замечания, и они были в самых близких и хороших отношениях.

— Мне надо поговорить с вами наедине, — сказал пресвитер. — Так работать, как вы, не годится, понимаете?

Он наклонился к Леве и тихо сказал:

— Из-за вас мне уши дерут, дерут… вы понимаете?

Лева не стал расспрашивать пресвитера, кто и как драл его за уши, — он все это отлично знал и понимал.

— Так вот, — продолжал пресвитер, — вам нужно быть потише. Ну, одним словом, не лезть на рожон, вы и так много пострадали, живите потише, ходите на собрание. От молодежи подальше. Ездить я вам тоже не советую. Вот приедет ваша жена, будете учиться, живите, как все верующие, и все будет хорошо.

Лева молчал. Ему было очень больно слышать эти слова.

— Дорогой брат, — продолжал пресвитер. — Если вы не будете вести себя тихо, то будет плохо. Во-первых, самого себя погубите, потеряете паспорт, который вам дали, — все потеряете. А потом подведете все дело Божие: из-за вас тут и молитвенный дом закроют. Подумайте об этом хорошенько…

Лева молчал. Он встал и наконец сказал;

— Будем молиться об этом, дорогой брат. Я против вас ничего не имею, люблю и уважаю вас. Но — пусть Сам Господь руководит мною…