Что ж, тем лучше. Я буду первым человеком в ее жизни, который обойдется ей в сто тысяч долларов. Она даже, наверное, сохранит прядь моих волос. Чтобы не забыть меня.

Я посмотрел на свои руки и тихо заговорил:

— Я... э...— Потом бросил быстрый взгляд влево.— Я просто не знаю, что мне сказать вам... Понимаете?

— Я тоже так думаю. Вам действительно нечего мне сказать,— спокойно ответила она.— Ведь не вы виноваты в этой аварии.

— О Боже ты мой! — пробормотал я.— Да, я попал в аварию. После госпиталя у меня было желание навестить вас, но я не знал, что мне вам сказать... Я знал, что для вас это было тяжелым потрясением, и сказал себе, что вы не будете рады видеть меня, поскольку я напомню вам о...

«Эти слова должны снять напряженность и уверить, что я ее не узнал,— подумал я.— Надо лишь прикинуться глуповатым простаком, ничего не соображающим, никого не подозревающим. Теперь нужно успокоить ее относительно моих будущих намерений, и все будет хорошо».

Наши реплики быстро следовали одна за другой, словно мы уже хорошо выучили текст этой сцены.

— Не беспокойтесь,— сказала она.— Наоборот, я очень рада вас видеть. И очень огорчена, что не навестила вас тогда в госпитале. Но мне приятно, что вы поняли, почему я этого не сделала. Должна сознаться, что немного удивилась, увидев вас здесь. Я и не знала, что вы вернулись в наши места.

— Я приехал сюда отдохнуть и порыбачить,— объяснил я.— Делами займусь в сентябре. В течение года у меня больше не будет свободного времени. Вот я и подумал, что следует отдохнуть сейчас, пока это возможно.

Ее большие глаза благожелательно смотрели на меня. Да, она прелестна, эта малютка.

— Я была так огорчена, узнав, что вы... что вы больше не сможете играть. Как вы думаете, из-за чего произошла авария?

— Откуда мне знать,— пожал я плечами.— Просто такие вещи случаются иногда, и их не избежать.

Ее лицо стало еще приветливее, и она так ласково посмотрела на меня, что, наверное, любой растаял бы от этого взгляда.

— Я действительно была очень огорчена,— повторила она.

«Интересно, что ты заговоришь завтра в это же время, моя прелесть»,— подумал я и отвел взгляд от ее лица. Не мог долго смотреть на нее — она меня волновала. А мне нужно еще многое сделать. Часть своего плана я уже выполнил, но осталось еще самое трудное. Как мне проникнуть в эту гостиную? О том, чтобы пройти туда через парадную дверь, не могло быть и речи. Она ведь будет заперта. А окна? Они тоже наглухо закрыты из-за этой идиотской установки, создающей искусственный климат. К тому же в гостиной вообще не было окон, а была стена из стекла, выходящая во двор. Она, видимо, совсем не открывалась. Я не мог найти подходящего предлога, чтобы посмотреть другие комнаты,— значит, мне надо воспользоваться только тем, что здесь есть.

И тут я увидел два окна. Сквозь занавески. Но сразу понял, что мне и здесь не повезло. Окна находились в крыле дома и закрывались изнутри. Значит, и все остальные окна закрывались так же. Да, дело трудное. Придется все-таки проникнуть через дверь...

Неожиданно до моего сознания дошло, что она что-то мне говорит.

— Да? Простите, я задумался...

— Может быть, выпьете чашечку кофе? — с улыбкой повторила она.

— Что ж, было бы неплохо,— ответил я.— Большое спасибо.

— Джеральдина! — крикнула она.

Но на ее зов никто не явился.

Она взглянула на меня и грациозно повела плечами.

— Извините! Я сейчас вернусь.

— Да это совсем не обязательно,— сказал я, вставая.

Но она уже шла к столовой. Я подождал, пока она выйдет из гостиной, и снова стал рассматривать эту застекленную стену, чертыхаясь про себя. И тут вдруг я увидел стеклянную дверь. Ее трудно было разглядеть, поскольку она почти сливалась со стеной.

Я слышал, как миссис Кеннон говорила с Джеральдиной или с кем-то еще на кухне. Тогда я быстро подошел к двери, отдернул занавеску и нажал на ручку. Она не поддавалась. Бросив взгляд назад и убедившись, что никого нет, я начал быстро копаться в предохранительном механизме. Вскоре я обнаружил кнопку, которая блокировала замок, и проделал соответствующую операцию. Этой дверью, видимо, пользовались не очень часто, так что имелся шанс, что ее не будут проверять на ночь.

Через несколько секунд я сидел на кушетке. Миссис Кеннон вернулась с подносом в руках, на котором стояли две чашки кофе, сливки и сахар. Я снова вошел в роль простоватого парня — заикался от смущения, избегал встречаться с ней взглядом, а сам больше посматривал в сторону двора, стараясь получше все запомнить. Она снова выразила огорчение по поводу того, что я больше не смогу играть в регби, и снова уверила меня, что очень рада была меня видеть.

Я отлично понимал, что она ждет не дождется моего ухода, чтобы позвонить Телланду. Без всякого сомнения, они тщательно обсудят мой визит, но я был уверен, что мне все-таки удалось ее провести. На меня она смотрела как на тупоголового спортсмена, любителя рыбной ловли и тому подобных пустяков. Я спрашивал себя, ночует ли в доме прислуга, и пришел к выводу, что нет. Им приходилось скрывать свою связь от людей, и Телланд, вероятно, приходил к ней лишь поздно вечером. Они понимали, что надо соблюдать величайшую осторожность и не показываться вместе по крайней мере пол-года — и это несмотря на то, что им удалось избавиться от Пурвиса.

— Вы долго собираетесь пробыть в нашем городе, мистер Харлан?

— Недельки две. Может быть, немного меньше. Собственно, я не буду жить в городе, а направлюсь в рыбачий домик. Он принадлежит моему другу, и я вот-вот должен получить от него ключ. А пока остановился в отеле Андерса.

— Ну что ж! Я надеюсь, вы навестите меня на обратном пути.

Я встал, поняв, что прием окончен.

— Был очень рад познакомиться с вами,— сказал я.— Я не часто буду приезжать в город, но, если вы будете на озере, не побрезгуйте и навестите меня в моей лачуге.