Шрифт:
Ордынец вскрикнул и разразился злой отрывистой бранью. Возня в камышах затихла.
– Мальчишку мне, батыр вам. Мальчишки мало, батыр много. Зверолову раб без надобности. Мен или батыру секим башка.
Зверолов опустил большой палец и освободил на лезвии острие длиной в вершок [6] , показал ордынцу. Но в этом время из камышей вытолкнули перепуганного мальчишку с веревкой на ноге.
Зверолов обрезал путы на ногах ордынца, при этом оставил связанными руки и пустил его к противоположному берегу. Он держал ордынца на прицеле во время одновременного перехода брода обоими пленниками до тех пор, пока мальчишка не выбрался на берег по скользкому обрыву.
6
Вершок – русская мера длины, равная 4,45 см.
– Как тебя зовут? – спросил зверолов.
– Васек.
– В поле твои родичи остались?
– Нет, – Васек отрицательно качнул головой. – Сходцы из Московской губернии и малоросс. Порожние земли искали. Они меня жалели. Мои-то в холерный год померли.
Зверолов о чем-то задумался, вспомнил старинную песню:
«Как у пташки два гнезда, У волчицы дети, У меня, сироты, Родных нет на свете…»Судя по всему мальчишка охотничьего дела не знал и был бы обузой, но зверолов неожиданно для паренька сказал:
– Когда-то и мне пришлось так бедовать. Хочешь со мной странствовать? Тогда в путь-дорогу.
2
С утренней зорькой семья вольного поселенца, табунщика [7] Максима Калачева пробудилась.
Выйдя во двор, Максим поежился на свежем утреннем ветерке и точно сбросил остатки короткого летнего сна. Первые золотистые лучи занимающегося дня вызвали легкую полуулыбку на бородатом угрюмом лице. День начинался мирно, и казалось, ничто не потревожит покой безоблачного простора.
7
Табунщик – пастух лошадей.
Привычным хозяйским взором Максим окинул двор. Перед избой небольшой амбар, сложенный из известкового дикого камня, за избой деревянная банька и высокий сеновал, сбоку хлев для четырех дойных коров и клеть для свиньи. У избы, напротив крыльца, еще недостроенная погребица над готовым погребом. Все на месте, все в порядке.
Максим обустраивался в Диком поле основательно. Три взрослых сына – главные помощники. В семье еще две дочери на выданье да младшая – общая любимица, похожая на цветок, который трогательно обозначился, но еще не распустился.
В амбаре имелся хлеб прошлого урожая. Во дворе полно скотины: коровы, свинья, важно вышагивающий огненно-красный петух, копошащиеся куры. В степи овцы и кони. На зов с луга прибегал прирученный сайгачонок. Уже привычно смотрелся выводок длинноногих дроф. Парни шутки ради подобрали в поле яйца самых крупных полевых птиц и подложили в гнездо курицы. Получилась забава для всей семьи.
Весной перепало несколько дождей, и безоглядная зеленая степь сулила добрые корма на длинную зиму. А если скотина сыта, то и человек в достатке.
Издалека ветерок принес конский топот и ржание. Где-то в дальних лугах у табунщика паслись на приволье несколько косяков одичавших лошадей. Там же бродило стадо коров и овец. Что еще нужно свободному человеку?
В здешних краях поселенцы держали скотину под открытым небом. Кое-кто на калде – загоне, огороженном длинными жердями, привязанными к вкопанным столбам. Сюда на зиму, а иногда и летом на ночь, если шалили медведь или волки, загоняли овец и рогатый скот. Многие поселенцы и пастухи и коров держали без ограды. А кони вообще привязи не знали. Даже зимой паслись в степи, добывая корм, сухие мерзлые былинки копытами из-под снега. Их если и подкармливали сеном, то только в самые лютые морозы и гололедицу.
На возвышенных местах сильный порывистый степной ветер оставлял мало снега, но до очередного взгорка приходилось преодолевать пространство по колено в снегу. От студеных морозов и ветров лошади в поле покрывались густой длинной шерстью. Небольшие ростом, они по резвости и выносливости не имели равных. Суровая природа делала свой отбор.
Сеновалы в Диком поле строили единицы, чаще выходцы из северных сырых областей; по привычке. Сено свозили к избам и складывали в огромные стога. Некоторые сена вообще не косили, полагаясь целиком на природу. В первородной степи после морозов много высокого сухого травостоя. Но в таком случае падеж скота становился высоким. Потому большинство поселян сена для скотинки подкашивали.
Первые русские переселенцы Дикого поля являлись не столько посевщиками, хлебопашцами, а больше пастухами. По старому понятию – хлеб всему голова, и они сеяли пшеницу и другие культуры, но не в промышленных объемах, а только для себя. Главная промышленность русского крестьянина – хлебопашество – в Заволжье долго не развивалась из-за отрезанности от обжитого мира. Зерно просто некуда девать.
Переселенцы могли сбывать излишки зерна в меновой торговле только казакам на Яике. В семнадцатом-восемнадцатом веках яицкие казаки, потомки волжских повольников-бунтарей, пашни почти не пахали, хлеба не сеяли, только огороды держали. Казаки вели непрерывную войну – оборону от многочисленных кочевых орд – и промышляли красную рыбу – белугу, осетра, севрюгу… Заготавливали множество икры, коптили балыки, на волжский манер. Кочевники воды побаивались, рыбу не ловили, не ели. Конкурентов у казаков не имелось. Зато рыбы в Яике водилось столь же изобильно, как в Волге-матушке.