— Разрази меня гром! Ну и язычок у вас, за словом в карман не лезете. Откуда что берется. Смешно, ей-богу. С ума вы, что ли, сошли, Йозеф Марти?

Тоблер счел за благо расхохотаться. Но уже в следующий миг сердито нахмурил лоб.

— Так покажите-ка, черт подери, что вы умеете работать. До сих пор я это не очень-то замечал. Длинный язык — не бог весть какое достижение, ясно? Где письма, на которые надо ответить?

— Тут! — уныло сказал Йозеф.

Он опять совершенно оробел. Письма лежали в неположенном месте. Тоблер схватил корзину с корреспонденцией, в сердцах шваркнул ее об пол и взревел:

— И он еще кочевряжится! Лучше работайте как следует да поменьше считайте обиды!.. Пишите! — И он продиктовал вот что: — Г-ну Мартину Грюнену. Фрауэнберг. В ответ на Ваше письмо, в котором Вы извещаете, что первого числа будущего месяца достигнутое нами в свое время соглашение о ссуде размером в пять тысяч франков, предназначенной на реализацию проекта часов-рекламы, будет расторгнуто, я почитаю своим долгом — написали? — заявить следующее. Первое: нынешнее мое финансовое положение полностью исключает возможность возврата поименованной суммы в указанные сроки. Второе: Вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что имеете законное право настаивать на столь скором возврате денег, ибо — третье, — заключая соглашение, мы, помнится (при необходимости я могу подтвердить это документально), договорились — готово? — что долг подлежит возврату лишь тогда, когда в ситуации с часами-рекламой твердо наметится выгодная перспектива. Четвертое: пока это места не имеет. Пятое: данная ссуда может рассматриваться только в связи с данными часами-рекламой, равно как выплата ее неотделима от успеха упомянутого предприятия. Шестое: возникает вопрос, допустимо ли вообще в случае, подобном нашему, требовать возмещения ссуды в такие сжатые сроки. Главное: ссуженный капитал вложен в означенное предприятие и подвержен тем же рискам… Милостивый государь, надеюсь, что, изучив мою точку зрения, Вы еще раз серьезно взвесите этот вопрос. Учитывая ситуацию, в которой я нахожусь, Вы едва ли пожелаете разорить дельца, который изо всех сил старается спастись от падения в грозящую ему пропасть. Если Вы хотите вернуть свои деньги, не торопите меня. Часы-реклама еще покажут себя! Льщу себя надеждой, что сумел переубедить Вас, и остаюсь уважающий Вас… Дайте-ка сюда! — Тоблер поставил свою подпись и еще целую минуту с отсутствующим видом глядел на бумагу.

Помощник тем временем тоже думал о своем. «Вот он каков, этот господин Тоблер. Сперва держится высокомерно, угрожает, а потом раз — и в кусты и просит учесть, что… Думает, господин Грюнен не пожелает. А вдруг пожелает? Что тогда? В таком тоне пишут от отчаяния. Сначала высокопарно, потом веско, потом хвастливо, потом едко, насмешливо, а потом вдруг робко, потом сердито, потом умоляюще, потом неожиданно грубо, потом — грудь колесом и опять свысока: часы себя покажут! Кто это гарантирует? О, такой продувной кредитор, как этот Грюнен из Фрауэнберга, только злорадно ухмыльнется, читая сие прочувствованное послание».

— По-моему, тон письма не совсем верен, — рискнул вполголоса заметить он. Это была искра в бочке с порохом.

Тоблер так и взвился: что за глупости Йозеф тут болтает?! Коли ему непременно надо отпускать замечания, то нечего вылезать с ними, когда дело уже сделано, пусть шевелит мозгами поживее, а к тому же остерегается брякать глупости вроде тех, какие он вот только что себе позволил.

— Вздор! — воскликнул инженер, схватил шляпу и вышел.

Йозеф снял с письма копию на копировальной машине, сложил его, сунул в заранее надписанный конверт, запечатал и наклеил марки.

Поскольку из типографии уже поступило несколько сот циркуляров, Йозеф начал аккуратно складывать их, чтобы затем разослать во все концы страны. В циркуляре содержалось красиво набранное и снабженное схемами точное описание небольшого паросборника, также тоблеровского изобретения, вкупе с прейскурантом. В первую очередь необходимо было разрекламировать этот аппарат на многочисленных, разбросанных в окрестностях Бэренсвиля и по всей стране фабриках и в механических мастерских, в результате чего, вероятно, будет получена изрядная прибыль.

До самого обеда помощник складывал эти бумажки, работа казалась ему веселой и прямо-таки способствующей размышлениям. Потом он отправился обедать. За столом никто не проронил ни слова, кроме Доры, которая просто не могла держать свой прелестный ротик закрытым. Мальчики, как выяснилось, совершенно отбились от рук. Г-жа Тоблер сетовала на долгие школьные каникулы, называя их причиной общего нравственного одичания молодежи, и, по ее словам, была искренне рада скорому началу занятий; слава богу, скоро для этих сорванцов придет другое времечко. Авторитет и бамбуковая трость учителя, быть может, и добьются того, в чем не преуспела мать: научат мальчишек вежливости и послушанию. Вот и отлично, что осень не за горами. В эти длинные прекрасные летние дни мелюзга от скуки не знает куда себя деть, — то-то и изощряется в скверных и глупых шалостях.

При слове «осень» у Йозефа екнуло сердце. «Чудесная осень!» — подумал он. Минуту спустя он покончил с едой, встал и сказал г-же Тоблер, что у него нет денег на почтовые марки. Г-жа Тоблер была неприятно удивлена: неужели ей и об этом надо заботиться? — вздохнула и, надув губки, — но все же слегка польщенно — выдала помощнику желаемую сумму. Выходит, чтобы раздобыть денег на почтовые марки, необходимо обращаться тоже к ней, к хозяйке. Йозеф опять прикинулся немного обиженным.

В конце концов, он подчиненный мужа, а не помощник жены. Как тягостно выклянчивать каждые два франка у женской юбки! Г-жа Тоблер заметила его неуместный гнев и только искоса смерила Йозефа взглядом.

Он отправился на почту. В саду несколько рабочих с подручными орудовали лопатами, рядом с ними высилась огромная куча земли, влажной от недавнего дождя.

— В довершение всего еще и подземный грот. И о чем только Тоблер думает? — пробурчал Йозеф, выходя на проезжую дорогу.

Из открытых дверей расположенного неподалеку трактира «Роза» тянуло сивухой. Это здесь Вирзих пропивал свое жалованье. Отсюда он, шатаясь, брел в «другой мир», оставив под столом в «Розе» свою лучшую половину.