– Чувствую, что это не усталость, а нечто большее, – сказала Ева и смущенно улыбнулась. – Или я ошибаюсь?

– Иди в психологи! – ответил на это Александр. – Непременно в психологи. Это даже не призвание твое, а предназначение. Только человек, обладающий качествами психолога, может быть таким хорошим, чутким собеседником. А на настроение мое не обращай внимания, к тебе оно никакого отношения не имеет.

Ева выразила взглядом сожаление по этому поводу. Она была бы не прочь сократить дистанцию и превратить чисто дружеские отношения с Александром в более близкие. Но Августа нравилась Александру настолько, что ему не было дела до других женщин. Красивые, очаровательные, милые, добрые, хорошие, они были Другими Женщинами, а Августа была Своей и Единственной. Александр не устанавливал такого деления, оно возникло само собой. В тот самый момент, когда он столкнулся с Августой в коридоре питерской клиники «Прогресс» [34] .

«Что делать, если жизнь вдруг покатилась под откос?» – было написано на рекламной листовке, которую кто-то подсунул под «дворники» Александрова «Приуса».

«Сгруппироваться и постараться набить как можно меньше шишек», – подумал Александр.

Он смял листовку, метко попал бумажным шариком в стоявшую неподалеку урну и подумал о том, что написать такую фразу на рекламной листовке мог только полный идиот. Или гений. Понять и тех и других обычным людям бывает трудно, а порой и просто невозможно.

Чем больше Александр думал о том, как хорошо было бы иметь в клинике психолога, специализирующегося на трансгендерных проблемах, тем больше ему нравилась эта идея. Нравилась настолько, что было даже удивительно, что он до сих пор не подумал о том, что клинике нужен такой специалист. Вроде бы есть в клинике один психолог, Нателла Луарсабовна – и хорошо.

С Нателлой Луарсабовной Александр первым делом и посоветовался, чтобы не выглядело так, что он пытается действовать через ее голову. Разговор начал осторожно, издалека и был очень рад, когда Нателла Луарсабовна сказала, что одному психологу будет трудно вести две клиники.

– У меня, конечно, не каждый день «густо». Бывает и «пусто», – добавила она, – но ведь специфика нашей работы такова, что ускорять и форсировать не получается. Сколько человек требует внимания, столько ему и нужно дать. Лучший выход, на мой взгляд, это два психолога, по одному на каждый филиал, но работающие «перекрестно», то есть помогающие друг другу с учетом занятости. Я давно хотела поинтересоваться, будете ли вы брать на Таганку психолога, да как-то случая не предоставлялось. Теперь вот интересуюсь.

– Мне лично хотелось бы, – ответил Александр. – И еще хотелось бы, чтобы этот психолог хорошо разбирался бы в психологии транссексуалов и мог бы помогать не только им, но и их родственникам…

Рассказывать про то, как Ева помогла ему переубедить Ахмальцева, Александр не стал. Несмотря на то, что эта история послужила бы хорошей иллюстрацией, Нателла Луарсабовна могла обидеться, посчитать, что Александр не доверяет ей как специалисту, если привлекает на помощь посторонних. Не станешь же объяснять, что Ахмальцев был настроен так категорично, что в помощь Нателлы Луарсабовны как-то не верилось, хотелось чего-то нестандартного.

Заручившись одобрением Нателлы Луарсабовны, Александр отправился к Геннадию Валериановичу. Ему он первым делом рассказал про Еву и Ахмальцева. Для затравки.

– Прекрасная идея, – одобрил Геннадий Валерианович. – Уважаю людей, которые умеют нестандартно мыслить. Надо же так суметь!

Александр обрадовался и изложил свои соображения по поводу необходимости второго психолога.

– Я бы не стал торопиться, – нахмурился босс, не любивший лишних расходов настолько, что порой эта нелюбовь вместо пользы приносила вред; только на одно он никогда, ни при каких условиях не жалел денег – на респектабельность, поскольку считал, что самое главное – это уметь произвести впечатление. – По большому счету нам и одного штатного психолога достаточно. Другое дело, что можно заключить договор с каким-нибудь психологическим центром и направлять к ним тех, кого Нателла не сможет охватить. Проще и выгоднее время от времени оплачивать сторонние услуги, нежели принимать на работу постоянного сотрудника. Мы же официально оформляем, по-белому, со всеми положенными платежами и прочим. Опять же – кабинет выделить придется. Навскидку скажу, что нам второй психолог обойдется в сто тысяч в месяц, если не дороже. Нужно ли? Давай пока подождем. Таких, как Ахмальцев, единицы. А Нателла у нас в основном чем занимается? Диагностикой состояния, то есть подтверждением того, что у клиента с головой все в порядке. Ну и успокаивает она хорошо, чтобы стресса перед операцией не было…

Александр дал боссу выговориться, а потом сказал:

– Посторонние психологи нам не годятся, даже очень хорошие. У нас все основано на приватности. Люди не склонны афишировать обращения к нам. К нашему психологу пациенты пойдут без проблем, а вот куда-то, в другую клинику, в другой центр – сомневаюсь. Расчеты я и сам производил, прежде чем начинать этот разговор, но рентабельность работы психолога в нашем случае оценивать сложно. С хирургами проще – энное количество операций за месяц, такая-то сумма, такая-то прибыль…

– Давай пока отложим, – попросил Геннадий Валерианович. – Я подумаю на досуге.

«Я подумаю на досуге» могло означать разное – и то, что он действительно подумает и вернется к этому разговору, и просто вежливую отговорку. Подумаю, мол, а когда именно – не знаю. Александр решил, что спустя месяц-другой после открытия новой клиники можно будет снова завести разговор о втором психологе. Рентабельность рентабельностью, но не следует забывать и о том, что психолог помогает врачам найти общий язык со сложными пациентами или их родственниками, понять друг друга, достичь взаимопонимания. Один-два таких случая за месяц, и психолог, можно сказать, «окупился». А ведь случаев этих бывает больше, и развитие трансгендерного направления только увеличит их количество.