– Но этого не может быть, Родион Александрович.

– Ты чего тупишь? Заладил одно и то же. Может! Понял? Это ты не в состоянии сотней и батальоном национальной гвардии прорвать оборону какого-то поганого блокпоста. А у экстремистов профи, которые реально валят противника, многократно превышавшего его по численности и вооружению. Но ладно. Что теперь об этом? Я доложил президенту, что провал операции вызван предательством некоторых наших офицеров, подходом к сепаратистам отрядов спецназа из России. Действия же нацгвардии и твоей сотни оценил как достойные, профессиональные. Вы дрались чуть ли не до последнего патрона и отошли по приказу. Ты понял меня, Лютый? По моему личному приказу!

– Понял. Значит, все нормально?

– Все же ты идиот, Лютый. Для тебя и твоих придурков все могло закончиться гораздо хуже.

– А как, Родион Александрович, насчет вознаграждения?

– Ты совсем оборзел, Лютый? Какое вознаграждение? Теперь ты должен мне по гроб жизни.

– Я-то ладно, как-нибудь, хотя и с трудом, конечно, но обойдусь старыми запасами, а вот хлопцы? Если им не заплатить, то могут и разбежаться. Да и семьям погибших надо бы…

– Это твои проблемы.

Телефон Миковича сработал сигналом вызова.

Он ответил:

– Слушаю! Что? Когда? Где?.. Недалеко от Каровска по шоссе… из гранатометов? В живых кто-нибудь остался? Да, понял. Слушай меня! Срочно новость в СМИ, на место доставь журналюг. Версия одна – действия экстремистов. – Микович отключил телефон, прищурился, взглянул на Лютого и спросил: – Автобус санитарный – твоих придурков работа?

– Нет! Мы сами застали на шоссе уже сгоревший «ЛАЗ», а до этого с места встречи машин слышали разрывы гранат.

– Ты кому лапшу на уши вешаешь? Лучше честно признайся, я ведь все равно узнаю. Твоих парней работа?

Лютый вздохнул:

– Я здесь ни при чем. Это заместитель мой, Скараба.

– Зачем вы уничтожили автобус?

– Скараба сказал, что медики ехали в Зареченск оказывать помощь экстремистам. А после того, что произошло, сами понимаете, все на нервах.

– Идиот твой Скараба. Разве мы стали бы посылать экстремистам медицинскую помощь? Автобус вез медперсонал, чтобы оказать помощь нашим бойцам. В автобусе кроме водителя да трех врачей было два десятка девушек, студенток медицинского колледжа. Им по восемнадцать-девятнадцать лет.

– Я не отдавал приказ на расстрел автобуса. Можете арестовать Скарабу и спросить с него за убийство медперсонала.

– Ты от него недалеко ушел. Признаться, что сотня расстреляла студенток? Вот так, просто, потому что решила, что медики едут в Зареченск? Да за это меня вместе с вами в подвале кончат. Так что держите язык за зубами. Где не надо, вы герои, а у какого-то Зареченска наложили в штаны по полной программе. Но все, хватит, у меня нет времени на пустые разговоры. Отправил своего Скарабу с остатками сотни в лагерь?

– Так точно!

– Следуй за ним. Работы по Зареченску не закончились. Не прошел план «А», будем реализовывать «Б».

Лютый поинтересовался:

– Что за план «Б», Родион Александрович?

– Узнаешь в лагере.

– Разрешите хотя бы ночь остаться в Гольно. Помыться, переодеться, привести себя в порядок…

– Нажраться с горя, – продолжил за него Микович.

– Ребят помянуть. Да мы тихо, в моем новом доме. Вечерком. А утром, к подъему, будем в лагере.

Микович усмехнулся и уточнил:

– В твоем новом доме?

– Да, а что?

– А то, Лютый! Нет у тебя нового дома. Пока не выполнишь задание, он арестован. Кстати, мы можем продать его и выплатить компенсации семьям погибших.

– Но, Родион Александрович…

– Никаких «но». Дом арестован. В Гольно остановиться разрешаю, но до утра. В новый дом ни ногой. Что так смотришь на меня? Привилегии, Лютый, надо сперва заслужить, а потом уже ими пользоваться. Пока обходись тем, что имеешь. У меня все. Завтра и я подъеду в лагерь. Смотри, чтобы бойцы в полной готовности были.

– Без денег!.. – продолжал гнуть свою линию Лютый, но Микович оборвал его:

– Вознаграждение будет выплачено только после выполнения задания. А не удержишь своих бойцов, все потеряешь и пойдешь под суд военного трибунала. За расстрел автобуса. Плевать, отдавал ты приказ на его уничтожение или нет. Дело заслушает особая военная коллегия, и никто никогда не узнает, какой приговор она вынесла. Впрочем, за подобные дела он может быть только один, по закону военного времени. Ты понял меня?