Он безмятежно продолжал свой путь и скоро уселся в шлюпку, которой управляли суетливые канаки. Он осторожно уселся, чтобы как-нибудь не запачкаться, и, отдавая приказания таким голосом, как будто сидел за обеденным столом, понесся к шхуне.

Капитан – старый опытный моряк – встретил его у трапа.

– Меня о вас известили! – сказал вновь прибывший. – Рекомендуюсь: Хевенс!

– Совершенно верно, – отвечал капитан, пожимая гостю руку. – Пожалуйте вниз; там вы повидаетесь с владельцем судна, мистером Доддом. Только осторожнее, у нас недавно красили!

Хевенс направился к лесенке, ведущей в главную каюту, и минуту спустя был уже внизу.

– Мистер Додд, если не ошибаюсь? – проговорил он, обращаясь к небольшого роста бородатому господину, писавшему у стола. – Да неужели это сам Лауден Додд?

– Он самый, мой милейший, – ответил мистер Додд, живо и с самым дружественным чувством вскакивая с места. – Прочитав ваше имя на документах, я наполовину надеялся, что увижу именно вас… Так и есть, все тот же невозмутимо спокойный, свежий, как купидон, белый и румяный британец!

– Увы, я не могу ответить вам тем же: вы сами за это время стали еще британистее! – отвечал Хевенс.

– Могу вас уверить, что я нисколько не изменился; тот красный лоскуток, что вы видели там, наверху, на флагштоке, не мой флаг; это флаг моего компаньона. Он не умер, а только спит! – добавил бородатый весельчак, кивнув головой в сторону одного из бюстов, служивших, в числе других, украшением этой необычайной каюты.

– Прекрасный бюст, – сказал Хевенс, посмотрев в указанном направлении, – и весьма красивый господин!

– Да, он красивый и славный парень, – заметил Додд. – В настоящее время он вывозит меня на своих плечах. Все это его деньги, а не мои!

– Как видно, он не особенно в них нуждается! – заметил Хевенс, обводя глазами роскошное убранство каюты.

– Да, его деньги, но мой вкус. Вот эта этажерка черного ореха – старинная, английская. Книги все мои, а этажерка во вкусе французского ренессанса. На эту вещь у нас все заглядываются. Зеркала – настоящие венецианские; вон там, в углу, превосходное зеркало. Эта мазня красками – и его, и моя, а этюды – мои.

– Какие этюды? – переспросил Хевенс.

– Да вот эти, из бронзы, – сказал Додд. – Ведь я начал жизнь скульптором!

– Помню, вы как-то говорили об этом, кроме того, вы, кажется, упоминали, что были заинтересованы в золотых приисках Калифорнии?

– Что вы, милый друг! Я лишь слегка прикоснулся к этому делу, но отнюдь не заинтересован в нем; я родился художником и никогда ничем, кроме искусства, не интересовался!

– Судно ваше застраховано? – деловито осведомился Хевенс.

– Да, во Фриско есть такой сумасшедший, который не только соглашается нас страховать, но еще набрасывается на эту наживу, как голодный волк на добычу. Поверьте же, мы сведем с ним когда-нибудь счеты, и тогда он не возрадуется!

– Надеюсь, что груз у вас в должном порядке? – снова заметил молодой англичанин.

– Да, полагаю, что все благополучно, – небрежно ответил Додд, – хотите взглянуть на бумаги и документы?

– Мы успеем сделать это и завтра, – проговорил Хевенс, – а сейчас вас ожидают в клубе. C’est l’heure de l’absinthe[2]. Ну а затем вы, Лауден, конечно, отобедаете со мной?

Додд выразил свое согласие. Он не без некоторого затруднения напялил свой белый сюртук, привел в порядок усы и бороду перед венецианским зеркалом, взял широкополую шляпу и поднялся на палубу.

Кормовая шлюпка уже ждала его, стоя вдоль судна. Это было изящное суденышко с мягкими сиденьями и полированными деревянными частями.

– Садитесь на руль, – сказал Лауден. – Вы лучше знаете место, где высадиться.

– Я не люблю править рулем на чужой лодке, – возразил Хевенс.

– Ничего, беритесь-ка за румпель, – спокойно сказал Лауден, усаживаясь.

– Я положительно не понимаю, как может это судно окупать себя! – заметил Хевенс. – Начнем с того, что оно слишком велико и громоздко для торгового судна, кроме того, обставлено слишком большой и бесполезной роскошью в отделке и обстановке!

– Насколько мне известно, оно не окупает себя. Я, как вы знаете, никогда ведь не был деловым человеком, – отвечал Лауден, – но мой компаньон, по-видимому, счастлив и доволен, а ведь деньги его, а не мои, как я уже говорил вам, я же только вношу деловые привычки в наш обиход.