Шрифт:
— Это дело сугубо личное, — сказала Селия, — и, может быть, об этом не очень удобно спрашивать. Но меня поразила разница между вами и вашим отцом. Например, ваша манера речи — я имею в виду не просто грамматику…
— Я вас понимаю, — ответил Мартин. — Когда моя мать могла разговаривать, до того как она потеряла дар речи, она говорила совсем как отец. Бернард Шоу в “Пигмалионе” назвал такую речь “вопиющим оскорблением английского языка”.
— Я помню это по “Моей прекрасной леди”, — сказала Селия. — Но вам-то как удалось избежать этого?
— Этим я тоже обязан матери. Но сначала мне бы хотелось объяснить одну особенность, необходимую для понимания этой страны. В Англии манера речи всегда была классовым барьером, определявшим социальное положение людей. И, что бы вам ни говорили, это положение сохраняется и поныне.
— Даже в научном мире, среди ученых?
— Даже среди них. Может быть, особенно среди них. Мартин несколько раз оттолкнулся шестом и лишь потом сказал:
— Моя мать понимала значение этого барьера. Именно поэтому, когда я был еще совсем маленьким мальчиком, она купила радио и заставляла меня просиживать перед ним часами, слушая, как говорят дикторы. “Ты будешь разговаривать, как они, — говорила мне мать. — Так что давай старайся подражать им. Мне и твоему папаше начинать уже поздно, а тебе в самый раз”.
— Результат налицо, — заметила Селия: манера говорить у Мартина была приятная, культурная, но при этом не слишком выразительная.
— Сегодня мой последний выходной день до возвращения домой. До чего же все было приятно, — призналась Селия в конце завтрака, когда они пили кофе.
— Ваше пребывание в Англии закончилось успешно? Селия чуть было не начала отвечать приличествующими в подобном случае общими словами, но тут вспомнила совет Эндрю.
— Нет, — сказала она.
— Почему? — удивленно спросил Мартин.
— Мы с Сэмом Хауторном нашли идеального директора для научно-исследовательского института, но он отказался от нашего предложения. А после него все остальные кандидаты кажутся второстепенными.
Наступило молчание.
— По-видимому, речь идет обо мне? — нарушил его Мартин.
— Вам это отлично известно.
— Надеюсь, Селия, вы простите мне этот проступок, — со вздохом сказал Мартин.
— Прощать, собственно, нечего. Это ваша жизнь, вам и решать, — успокоила его Селия. — Просто я подумала, что сейчас, когда возникли два новых момента… — Тут она запнулась.
— Продолжайте. Какие именно?
— Ну, во-первых, вы недавно признались, что хотели бы первым найти причину болезни Альцгеймера и старения головного мозга. Но при этом допускаете, что кто-то может вас опередить.
— Аналогичными исследованиями занимаются несколько человек. Один, насколько мне известно, в ФРГ, другой — во Франции и третий — в Новой Зеландии. Все они хорошие специалисты, и мы стремимся к одной и той же цели, идем параллельными путями. Невозможно предугадать, кто именно окажется первым.
— Так, значит, все вы участники гонки, — сказала Селия. — Причем гонки на время. — Тут в ее голосе зазвенели железные нотки.
— Да. Но это обычное явление в науке.
— Скажите, а те, другие ученые, как у них обстоит дело с персоналом и условиями работы? Наверное, лучше, чем у вас?
— Что касается моего немецкого коллеги, то, вероятно, это так, — подумав, ответил Мартин. — В отношении остальных.., тут я ничего не знаю.
— Какова полезная площадь ваших лабораторий на сегодняшний день?
— Все вместе, — прикинул Мартин, — составляет около тысячи квадратных футов.
— В таком случае разве не легче и быстрее добиться искомого результата, имея в своем распоряжении рабочую площадь в пять раз больше той, что есть? Если она будет насыщена всевозможным оборудованием, необходимым для вашей работы? Если при этом на вас будут работать, скажем, двадцать человек вместо двух-трех? Разве в таком случае дело не пойдет быстрее? Разве вы не сумеете добиться искомых результатов, причем сделать это первым?
Внезапно, почувствовала Селия, их отношения изменились. От легкой, дружеской атмосферы не осталось и следа. По существу, это был вызов! Вызов интеллекта и воли. Пусть так, подумала Селия, собственно, ради этого она и отправилась в Англию, именно поэтому она сегодня здесь, в Кембридже.
— Вы серьезно? Пять тысяч квадратных футов и двадцать сотрудников? — Мартин был явно поражен.
— Вот проклятие! Конечно, серьезно! — взорвалась Селия и тут же добавила:
— Или, по-вашему, у нас в фарм-бизнесе в бирюльки играют?