А тот вел себя очень странно. Он что-то тихо бормотал, затем ненадолго смолкал и прижимался лицом к иллюминатору.

Внезапно стюардесса почувствовала, как поведение самолета изменилось. Двигатели взревели, снова перейдя на повышенные обороты, самолет прекратил снижение, выровнял полет и стал крениться на правый борт.

«Почему мы прервали посадочную глиссаду? И зачем мы заходим на второй круг?» Девушка не удержалась и посмотрела в иллюминатор, словно могла там разглядеть причину внезапной перемены курса. На ее лице отразилась тревога.

Это длилось одно короткое мгновение. Мимические мышцы машинально сложились в дежурную улыбку, но черноволосый уже все понял. Стюардесса отвернулась от иллюминатора и наткнулась на его колючий немигающий взгляд.

— Все в порядке, — поспешно сказала она. — Ничего особенного…

Брюнет кивнул.

— Я вижу.

Он громко хлопнул ладонями по чемоданчику и с тоской закричал:

— Я же чувствовал, что все так и будет! Я чувствовал это!

20 сентября 2005 года. 06: 29.

— Где он сейчас?

Седоволосый мужчина в элегантном костюме положил перед собой стопку стандартных листов формата А4 и, немного покопавшись в пластиковом стакане, выбрал самый острый карандаш.

— На борту.

— Когда посадка?

— Рейс уже должен был приземлиться, мы успели перехватить его в последние секунды. Командир корабля передал, что керосина совсем не осталось. Он может покружить над аэродромом еще несколько минут, не больше. Говорит, что ни о каком другом аэродроме не может быть и речи.

Седоволосый размашисто вывел на листе: «Времени нет».

— Передайте, пусть садится на самую дальнюю полосу. И чтобы ни в коем случае не приближался к зданию аэропорта. Сколько пассажиров на борту?

— Сорок шесть и двенадцать членов экипажа.

Седоволосый написал: «46 + 12».

— Этот… Кудрявцев. Он здесь в командировке?

— Так точно, товарищ генерал.

— С какой целью?

— Он должен был доставить усовершенствованный образец прибора ЧИП-66, чтобы передать его конструкторской группе «Радона».

— В Красноярске его провожали?

— До самого трапа. В Домодедово его тоже встречают, поэтому мы смогли так быстро отреагировать.

— Стало быть, пока никакой реальной опасности нет?

Референт пожал плечами.

— Можно предположить, что он является носителем неактивной формы вируса.

— И сейчас он активировался?

— Скорее всего.

Седоволосый обвел предыдущую запись жирной чертой. «46+12».

— А в Красноярске?

— От спецобъекта до взлетного поля его везли на машине в сопровождении двух сотрудников охраны. Все контакты установлены и находятся на обсервации в отдельных боксах военного госпиталя. Пока все трое: охранники и водитель — здоровы.

— Значит, там все под контролем?

— Так точно.

— А здесь — все зависит от нас?

Седоволосый кивнул, сам отвечая на свой вопрос, и написал на листе: «Москва».

— Пусть самолет садится. Изолируйте его на самой дальней полосе. Установите карантин. Успокойте встречающих.

Седоволосый говорил и чертил на листе какие-то одному ему понятные иероглифы: две палочки крест-накрест — самолет; параллельные горизонтальные прямые — взлетно-посадочная полоса; жирный крест и полумесяц — карантин.

— Естественно, подобный инцидент не может остаться без внимания прессы. Лучше опередить «четвертую власть». Приготовьтесь вбросить по нашим каналам какую-нибудь расплывчатую информацию, вроде «атипичной пневмонии».

— Слушаюсь. Разрешите идти? — референт боднул воздух.

— Идите.

Седоволосый еще раз осмотрел лист с записями, проверяя, не упустил ли он что-нибудь важное. Затем сунул лист в машинку для уничтожения бумаг. Острые ножи зажужжали, перемалывая бумагу в тонкую лапшу.