Шрифт:
— Что с ними? — спросила Светлана.
— Ничего серьезного. Грипп, — ответил врач, избегая смотреть ей в глаза. — Их надо отвезти в стационар.
Это никак не укладывалось в голове: грипп — и стационар. Зачем?
Светлана схватила врача за руку.
— Послушайте! Что происходит? Это действительно грипп?
Она вспомнила, что говорила заведующая: «все машины на вызовах».
— Это что? Не только у нас, да?
Врач молчал.
— Скажите, я могу поехать с ними? — спросила Светлана.
— Как вы себя чувствуете? — вместо ответа спросил врач.
— Я? Хорошо, — хотя, какое, к черту, «хорошо»? Что во всем этом могло быть хорошего?
— Тогда оставайтесь здесь. Помогите мне довести детей до машины и… Оставайтесь.
Светлана быстро собирала детей. Руки безошибочно находили одежду, принадлежавшую больным ребятишкам — трем девочкам и пухлому, не по годам рассудительному мальчику Пете.
Она представила, что сейчас четырех ее воспитанников посадят в одну громыхающую «Газель» и увезут неизвестно куда. От этого Светлане стало не по себе.
— Послушайте! — окликнула она врача. — Я… сказала неправду. Мне что-то… Меня знобит! И еще… Я чихаю!
Врач, прячась под маской, спросил:
— Вы были в тесном контакте с детьми?
— Да, конечно, — ее поразила бессмысленность этого вопроса. Естественно, она целый день была с ними в тесном контакте.
— Ладно. Собирайтесь, — бросил он и пошел к машине.
Светлана построила детишек парами и вывела на улицу.
— Не бойтесь. Сейчас мы съездим с вами в больничку и быстро вернемся, — говорила она, от волнения не находя пуговицы плаща.
Юля заплакала, и Леночка присоединилась к ней.
— Я не хочу, Светлана Александровна! — хныкали они — каждая на свой лад.
— Ну-ну, все будет хорошо, — как могла, успокаивала их Светлана.
Помощь пришла неожиданно — со стороны Пети.
— Чего вы разревелись? — заявил он. — Это не страшно. Нам же не будут делать уколы. Посмотрят горло, померят температуру — и отпустят. А я не буду плакать, даже если у меня кровь будут брать. У меня уже брали — и я не плакал. Уколют пальчик. Это не больно.
Упоминание об уколотом пальце было некстати. Теперь и у второй Леночки задрожали губки.
— Это правда, Светлана Александровна?
— Конечно, нет, милая. Я не дам, чтобы у вас брали кровь. Я для этого и еду с вами. Пойдемте.
Она повела детей к машине с красным крестом на боку. Красный крест, символ надежды и спасения… Сейчас он выглядел зловеще.
Глядя на две перекрещивающиеся полоски, Светлана вспоминала алые дорожки на щеках Светы-маленькой.
Гарин ехал, судорожно вцепившись в руль, отчего машина вихляла из стороны в сторону, и чувствовал, как спина, прижатая к спинке сиденья, постепенно становится мокрой. Его не покидало ощущение, что он — герой сумбурного и бессвязного сна, снящегося сумасшедшему. Беда заключалась в том, что это был не его сон, и он даже не мог его прервать, попытавшись проснуться.
И еще хуже было то, что рядом с ним сидела еле живая от страха Алена, и значит… Это был не сон. В голове не было никаких полезных мыслей, кроме одной — бежать, скрыться.
Он старался смотреть в зеркало заднего вида, но машину бросало, видимо, он очень давно не водил — и Гарин никак не мог сосредоточить взгляд на отражении, чтобы увидеть, гонятся ли за ними.
Дорога уходила влево; Гарин заложил крутой вираж и обогнул два серых многоэтажных дома, не сбавляя скорости и не снимая ноги с педали газа; автомобиль ответил напряженным визгом шин.
Этот визг слился с испуганным голосом Алены, но Гарин так и не разобрал, что она кричала. Машину сильно тряхнуло на трамвайных путях, и они выскочили на Волоколамское шоссе, с трудом вписавшись в поток.
Нестройный рев гудков за спиной, шум удара и звон разбитого стекла. Кто-то, не успев увернуться от их мчавшейся «четырнадцатой», резко затормозил, сзади в него врезался другой, а потом — еще один.
Перед ними в четыре ряда стояли машины, ожидая зеленого сигнала светофора, но Гарин ждать не мог.
Он нажал на все кнопки и рычажки, включил дальний свет, надавил на клаксон и вылетел на встречную полосу, краем глаза отметив, как Алена подтягивает ноги к груди и сжимается в комок.
— Проскочим! — прохрипел Гарин, направляя автомобиль в узкую щель между неподвижным левым рядом и несущимся навстречу грузовиком.
Первым, естественным, желанием было надавить на тормоз, но он заставил себя не делать этого. «Четырнадцатая» прошла впритирку с грузовиком. Раздался неприятный хруст, и левое зеркало исчезло, словно его и не было.