— Вообще, это хорошая идея провести выходные с Юри.

— Да, — рассеянно кивнул тот. — Я проведу выходные с Юри…

— А что с ним случилось? Кто его ранил?

— Берти? Его один поклонник преследует. Уже полгода. Говорит, он то ли шизофреник, то ли еще что-то аналогичное. Влюбился по уши и ревнует ко всем, проходу не дает, скандалы то и дело устраивает… Альберт вообще-то без охраны ходил, пока его не порезали. Там еще на тебя думали. Менеджер гостиницы на тебя показал, сказал, что принесся какой-то полоумный, начал князя искать. На твое счастье там камеры стоят, они видели, что, когда мы уходили, Берти был вполне себе живой и невредимый. И не спрашивай, сколько ему пришлось приложить сил, чтобы не было огласки.

— Тебе обязательно надо ехать? Может быть, лучше со мной в Берлин?

— Мне надо.

— Том, это не мое дело, но тебя потом так ломает после общения с ним, что смотреть страшно… Я хочу поехать с тобой.

— Ты лучше завтра в Берлин езжай. Хочешь, Адель сюда привези. А со мной все нормально будет. Правда.

— Хорошо… — нехотя согласился Билл. — Обещай только, что не отключишь телефон и, если я что-то почувствую, то смогу до тебя дозвониться.

— Ты мне не поверишь, но там наша связь не работает. Я почти никогда не отключал телефон. Он просто не ловит сигнала. Вообще нигде.

— И ты в каждый свой выходной мотался к нему в Италию? — поднял бровь Билл.

— Не всегда в Италию… Пару раз был в Чехии. Один раз в Испании, трижды во Франции… Несколько раз мы встречались в Берлине и Дрездене…

— И везде не ловит связь? — прищурился недовольно.

— Нет, там я отключал.

Билл надулся. Поджал ноги и обиделся. Выпятил нижнюю губу и сдвинул брови на переносице. Том как-то нервно рассмеялся. Выключил телевизор.

— Я тут пока тебя не было придумал кое-что. Только с текстом проблемы. Послушаешь?

Он, насупившись, смотрел перед собой.

Том принес гитару. Подстроил ее. Заиграл. Билл слушал и кусал губы. В мелодии было море любви, тоски и нежности. Она словно гладила его по щекам. Целовала в губы. Она проливала его слезы и невидимой ладонью вытирала их. Билл видел, как изменяется ее цвет, с нежно-золотого превращается в густой кроваво-красный. Потом темнеет… Том болеет. Сильно болеет. Страдает, мучается. Том живет и умирает. Умирает от воспоминаний, от грусти, от безысходности. Каждый день — родиться утром и умереть вечером… Билл захотел обнять его, прижать к себе, трясти за плечи и кричать ему в лицо, что так любить нельзя, что надо отпустить, надо простить… А Том словно упивался своей болью. Рождался и умирал в этой мелодии…

— Том, я не смогу… — прошептал он, когда в комнате перестали звенеть звуки. — Я ее испорчу… Но я попробую… Обещаю… Ты только запиши ее, чтобы не забыть. Это… Это… Мне больно, Том.

— Я записал вчера. И я хочу, чтобы ты написал к этой мелодии стихи. И хочу, чтобы мы ее сделали очень красивой, чтобы еще играли другие музыканты… Я хочу здесь фортепиано… Скрипки… Чтобы они пели… И еще что-то… Не знаю…

— Будет. Она будет такой, какой ты ее слышишь. Я вернусь из Берлина, ты вернешься из Италии, мы поедем в студию и будем ее записывать.

Оставшись вечером один на один со своими мыслями, Билл нервно метался по спальне и грыз ноготь. Надо что-то делать! Надо что-то делать… Что? Юри позвонил, и Том тут же сорвался с места и полетел по первому требованию ублажать эту аристократическую дрянь. Если бы он хотел прекратить их отношения, то не поехал бы, отшил по телефону. Но брат страдает, он любит, переживает, и мы имеем то, что имеем — верная собачонка Томми летит по первому же свисту, высунув язычок и виляя хвостиком. Дурак! При этом планы на завтра у него тоже нехилые — иначе бы взял брата с собой. В Америке у них все из-за Билла обломалось, брат ходит голодный, тоскует по ласке, а тут допускают к дражайшему телу… И даже Франка обещают убрать. Дьявол! Совсем он что ли свихнулся? Никакого достоинства не осталось? Надо что-то делать! Что? Ответ напрашивался сам собой. Только страшно… Билл достал фотографии Луизы. Он отдал не всё. Штук десять оставил как раз для того, чтобы «переписываться» в случае чего с Томом. Но брат так и не спросил ее адрес. Может быть, оно и к лучшему? Но отвлечь его от мыслей о князе можно только одним способом…

Билл включил ноутбук и запустил почту. На эту мысль он наткнулся в аэропорту, пока ждал посадки. Он долго смотрел, как в маленьком Интернет-кафе неподалеку ссорятся парень и девушка, потом подошел к оператору, купил полчаса и придумал электронный адрес для Луизы. Она будет жить далеко. Настолько далеко, чтобы Том не смог прилететь к ней. Жить там будет года два-три — за это время он наверняка заведет себе нормальную девушку. А если Тому приспичит позвонить ей? Посмотрим… Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас надо его отвлечь от этого злополучного князя.

Он выкурил несколько сигарет. Он ходил туда-сюда перед столом, перечитывал текст, стирал его и писал новый. Его трясло, как после большой дозы алкоголя. Он знал, что поступает неправильно. Знал, что потом будут очень серьезные проблемы. А когда всплывет, что девушки больше нет, то в лучшем случае Том набьет ему морду. Но если это сейчас сработает и он прекратит отношения с Юри, то Билл даже не будет оправдываться перед братом. Перечитал еще раз. Надо фотографию прикрепить к письму. Выбрал самую красивую, где Луиза в маленьком серебристом топике, с красными перышками на голове, и очень мягкой улыбкой. Сфотографировал ее, перегнал в ноут. Качество, конечно, дерьмовое. Надо будет остальные отсканировать нормально, а пока эта вполне пойдет. Потом вспомнил, что девушка говорила на немецком с ошибками. Добавил в текст немного грамматических ляпов. Вроде бы вот теперь всё. Прости, Томми, но ты достоин большего, чем этот гребаный педик.