Мы не спешили, просто сидели и обнимались. Я положила голову ему на плечо. Так легко мне давно уже не было. Боже, как мне было одиноко!

— Ты не похожа на праймери, — прошептал Джарит мне на ухо.

Я осторожно укусила его в шею:

— А на кого я похожа?

— Не знаю, но здорово.

Я вздохнула:

— Ах, Гипрон, мне давно не было так хорошо…

Джарит напрягся. Выждав минуту, вполне достаточную для того, чтобы прийти в себя или сказать что-нибудь, я чуть отодвинулась от него.

— Что-то не так?

Он смотрел мне в лицо:

— Почему ты сказала это?

Я попыталась вспомнить, что я такого сказала. Вроде: «Мне давно не было так хорошо».

— Я слишком долго жила без мужчины.

Он все смотрел на меня, словно ждал ответа. Потом покраснел.

— Наверное, я просто волнуюсь. Просто не верится, что я здесь с тобой, вот так.

Я дотронулась рукой до его лица:

— Я рада, что ты здесь.

Он взял меня за руку. Наши пальцы сплелись, и мы слились в новом поцелуе. Когда мы оторвались друг от друга чтобы отдышаться, я улыбнулась:

— Пожалуй, как раз теперь мне положено спросить, не хочешь ли ты взглянуть на мою коллекцию гравюр.

Джарит казался заинтригованным.

— Ну, спрашивай.

Я спросила. Он не возражал.

Моя спальня напоминала атриум: такая же воздушная и полная зелени. Стен почти не было, только арочные окна с деревянными переплетами и медной фурнитурой, а в придачу к ним зенитный фонарь над кроватью. Лежа среди всех этих воздушных одеял и подушек, я ощущала себя в облаках.

Мы с Джаритом свернулись на постели, прижимаясь кожей к коже, мы изучали друг друга в свете полуденного солнца, льющегося в спальню. Мы идеально подходили друг другу; его бедра прижимались к моим, его руки гладили мою кожу. Я двигалась в такт его движению, затем замедлилась, удерживаясь на краю, балансируя там вместе с ним до тех пор, пока мы оба не сдались и не рухнули в водоворот наслаждения.

Потом мы лежали под простынями — Джарит на спине, закрыв глаза, я — свернувшись в изгибе его руки.

— Соз?

Я сонно пошевелилась.

— Соз, проснись.

— Ммм?..

— Пора обедать, — сказал он.

Я протестующе замычала. Но он подтолкнул меня еще, обняв руками.

Сначала он просто будил меня, но его движения быстро перешли в ласки. Я вздохнула.

— Ах, Гипрон…

Его руки отдернулись так резко, что я окончательно проснулась. Я открыла глаза, вздрогнув от прохлады. Джарит сидел рядом, глядя перед собой.

Я потянула его за руку, пытаясь уложить:

— Что случилось?

Он посмотрел на меня:

— Вот уже второй раз ты делаешь это.

— Что делаю?

— Называешь меня Гипроном.

Мое блаженно-сонное состояние как рукой сняло.

— Я назвала тебя Гипроном? — Да, теперь я вспомнила: я действительно называла его Гипроном. Я поежилась:

— Прости меня.

Он лег рядом и натянул на нас одеяло.

— Кто такой Гипрон?

Лежа под одеялом, в уютном кольце его рук, я чувствовала себя в безопасности. Возможно, настолько в безопасности, что смогу даже рассказать ему то, что он просит. Я приоткрыла спрятанное глубоко-глубоко в сознании воспоминание так, как приоткрывают створку шкафа. Там висело солнце — темное солнце. Я закрыла створку.

— Соз? — Джарит посмотрел на меня, как человек, считавший, что выиграл в лотерее, и узнавший, что просто ошибся.

— Гипрон был моим мужем.

— Был?

— Я не лежала бы сейчас с тобой, будь в моей жизни кто-то другой, — мягко сказала я.

Напряжение, сковывавшее его руки, отпустило.

— Почему ты ушла от него?

— С чего ты решил, что я ушла от него?

— Кто, находясь в здравом уме, уйдет от тебя?

Я вздохнула:

— Я рада, что хоть кто-то в целой Вселенной считает так.

— Соз. — Его сознание коснулось моего. — Почему тебе так больно?

— Гипрон умер три года назад. — Вот. Вот я и произнесла это.

Произнесла, и мир не обрушился. — Меньше чем через год после того, как мы поженились.

— Мне очень жаль.

Я попыталась пожать плечами, как всегда поступала в такой ситуации, но в объятиях Джарита это было почти невозможно. Поэтому я ответила куда более искренно:

— Мне тоже.

Он замялся:

— Могу я спросить, что случилось?

— Мой отряд производил проверку колонии в секторе Т-Хи. Гипрон работал там агрономом.

Гипрон. Он заставил меня улыбаться с первой минуты нашего знакомства. И я уже не могла расстаться с ним. Его нельзя было назвать красавцем, и все же он казался неотразимым, особенно со своей озорной улыбкой. Что-то в нем заставляло меня чувствовать себя хорошо, согревало душу.

— Мы поженились через две недели после первой встречи, — сказала я. — Ни он, ни я не знали, что он болен. У колонистов еще не было налажено медицинское обслуживание, и никто еще не знал, что той настройки иммунной системы, что он получил перед отлетом, будет мало. Мы слишком поздно поняли, что с ним стряслась беда. Так он и умер.