В дораскольные времена на Руси с крайним подозрением относились к иноземцам. Так, ещё преподобный Феодосий Печерский писал о католиках: «..Я, Федос, худой, раб Пресвятой Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, в чистой и правоверной вере рождён и воспитан в добре и наказании правоверными отцом и матерью, наставлявшими меня доброму закону: верой же латинской не прельщаться, обычая их не держаться, и причастия их избегать, и всякого обычая их избегать, и нравов их гнушаться, и оберегать своих дочерей: не отдавать за них и у них не брать. [Нельзя] ни брататься с ними, ни кланяться им, ни целоваться, ни есть или пить с ними из одной посуды, ни пищу их принимать. Тем же, кто у нас просит, Бога ради, есть или пить, дать, но в их посуде; если же не будет у них посуды, то в своей дать, а потом, вымыв её, помолиться…» Иностранные путешественники свидетельствуют, что «московитяне запрещают людям иноземной веры входить в свои церкви… И если кто из любопытства проберётся туда тайком, они сейчас же выводят его, схвативши за плечи, и выметают после него пол, чтобы очистить его от осквернения поганым прикосновением» [309] . А Адам Олеарий рассказывает о том, как после посещения им одного крестьянского дома хозяева пригласили священника, чтобы по-новому освятить своё жилище.

С другой стороны, подобного рода запреты были необходимым условием для сохранения своей идентичности и самобытности. Как отмечает О.М. Фишман по поводу тихвинских карел-староверов, старообрядческая община «могла существовать на протяжении ряда веков благодаря жёсткой системе запретов, регулирующих повседневное бытовое и обрядово-ритуальное поведение её членов, определявших религиозно-нравственные установки и общественное мнение. Система запретов выросла как практическое осуществление религиозно-догматического понятия “чистоты”. В старообрядческом (конкретно федосеевском) толковании это понятие включало в себя представления о духовной и телесной чистоте и нечистоте (грехе) в общении, “питии” и “ядении”, а также способах очищения (покаяния) в зависимости от степени греховности содеянного…» [310] .

Эти представления о «чистоте» у карел-староверов находили свою материализацию в предметах крестьянской утвари: деревянных «карельской ложке», «карельской чашке», кадке-«питнице» с питьевой водой и ковшике для её черпания. «Усваиваемые с детства, эти символы являлись ценностно-нормативным регулятором поведения, способствовавшим культурной консолидации карельской старообрядческой общности, создавали так называемую базовую символическую предметную среду, выполняя разделительную функцию в оппозиции “свой — чужой”… В то же время эти предметы, как и само чашничество — строгое разделение посуды и питания староверов и мирских, — передавали духовное значение божественных истин и явлений и как таковые воспринимались в крестьянской карельской традиции» [311] .

«А в скверности не буди единого дни, — поучал старообрядческий «Цветник». — Ставай перед образом Божьим в чистоте на молитве: и два одра (ложа) имети, на праздники особь спи; среду, пяток (пятницу) храни, рыбы не еш и меж вытей (между едой, обедом и ужином, например)… Образы с собою носи свои; у мирских им не молись и образов мирских не бери в дом свой. Крест на шее за все носи, не будь един день без него; пред обедом и ужином и после стола за все молись. И в роботу и в дорогу ехать или пеш, чрез реку и пришод откуда в дом свой помолись… Руки умывать по 3-ды от погани часто, когда схватишь за што, обутки и чорну рубаху и голо тело чесавши, или посуду погану, что ниесть и поганое у чистой посуды не класть и в чистом месте нигде не класть и ножем чистым не резать поганова… В чистоте ходи, и чорных рубах и обутков на лавку не клади. Яко к образам ни близь нигде и в углу том и под лавкой не клади. И варево из чашек мирскими не дохлебав назад не выливать в горшок и квас мирской посудой не черпать ис кадец и ис горшков и котлов, и ведер ис корчаг и от собак и кошек и от скота блюсти, нюхать не давай, ниже лизать; чисты ведра в бани не вносить, особливы держать. Да причастимся святыне, сиречь чистоты!»

Для всех староверов также общими были определённые запреты в питании. Так, например, запрещалось принимать в пищу всякое животное с нераздвоенным копытом (конину), парных птиц (голубь, лебедь), диких животных, раков. Запрещалось держать воду и питье в ненакрытой посуде. Посуда должна быть обязательно накрыта (хотя бы ложечкой или палочкой).

Среди староверов-федосеевцев был также распространен обычай отмаливания «торжищного брашна», то есть продуктов, купленных на рынке у иноверных. Здесь нужно сказать, что отмаливание продуктов не было каким-то изобретением староверов-беспоповцев. Если мы обратимся вглубь истории, то увидим, что во времена Святой Руси православные очень осторожно относились не только ко всякого рода контактам с представителями иных вероисповеданий, тем более к совместной молитве и трапезе с ними, но и к покупаемой у них пище. Так, святой Фотий, митрополит Московский и всея Руси, в послании своём псковитянам писал: «А что снове пишете, что из немецкия земли приходит что потребное, вино или хлеб, или овощь, и то снове очистивше то от иерей, и потом ясти и пити».

Среди современных старообрядцев, живущих на постсоветском пространстве, самые строгие бытовые запреты — на общение с «мирскими», на потребление покупных продуктов без их «отмаливанья» и т. д. — практически не соблюдаются (особенно это относится к городским жителям). Однако в той области, которая касается богослужения и собственно религиозных обрядов, запреты на общение с иноверными удерживаются наиболее стойко.

Во все времена и у всех народов погребально-поминальная обрядность занимала особо важное место, а для старообрядческой культуры это свойственно в высшей степени. Даже в тех старообрядческих общинах, где в силу исторических обстоятельств уже многие годы не проводилась соборная молитва, погребения и панихиды продолжали более или менее регулярно совершаться. Без преувеличения можно сказать: погребальный обряд умирает последним!

Погребение усопших является важнейшим христианским обрядом и в древние времена даже относилось к числу церковных таинств. Христианская Церковь смотрит на земную жизнь как на приготовление к жизни вечной. С православной точки зрения, смерть человека — лишь «успение», засыпание, переход в мир иной, рождение в вечность. Поэтому и принято умерших христиан называть «усопшими», то есть уснувшими. Для праведных душ «смерть — это врата, открывающие душе путь в Царствие Небесное» [312] .

Вместе с тем, согласно христианскому учению, в жизни вечной будет участвовать и наше тело, которому, по словам апостола Павла, подобает стать нетленным и бессмертным. Во все века для христиан было характерно благоговейное отношение к телу покойника. Это напрямую связано с одним из важнейших догматов христианства — догматом о всеобщем воскресении людей и жизни «будущего века». Со смертью человек не исчезает полностью, не уничтожается, он засыпает телом, а душой отправляется в дальнюю дорогу, на встречу с Богом. Мёртвый спит и при этом продолжает оставаться человеком, отсюда «покойник» — спокойный человек, тот, кто «в покое», «на отдыхе у Бога».