В длинном цветастом платье, свисавшем с нее, как скатерть, и с красным пластмассовым гребешком в руке. Воздух сгустился вокруг уставившегося на нее Фаррелла, словно бы обернув его в дрянные пропотевшие простыни. Лицо Зии было пустым, а голос ее, когда она обратилась к Мак-Манусу, показался бесцветным и тихим:

– Встань. Встань на ноги.

Собственные ее ноги были босы, расставлены широко, ступни стояли плоско, как хлебные доски.

– Он не может, – протестующе сказала Сюзи. – Он же поранился. Ему нужен врач.

Она опустилась на колени рядом с задыхающимся, постанывающим Мак-Манусом, делающим над собою усилия, чтобы не схватиться за рану руками. Далекий тихий голос сказал: «На ноги», – и Фарреллу почудилось, что два эти слова скрежещут, притираясь одно к другому, как мельничные жернова. Мак-Манус примолк.

– Встань, – еще раз сказала Зия, и Мак-Манус каким-то образом ухитрился подняться, напряженно перекосив раскрытый рот, как будто его вот-вот вырвет. Пуля, судя по всему, пробила ему икру, крови натекло относительно мало. Он слабо шевельнул губами, выговорив:

– Пистолет.

– Прочь отсюда, – сказал голос. – Никогда больше не приближайся к этому дому. Никогда больше не приближайся к ней. Она под моей защитой, и если ты потревожишь ее, ты умрешь. Она – одна из моих. А теперь уходи.

И снова вскрикнула Сюзи:

– Но он же не может, разве ты не видишь? Он не может идти. Нужно вызвать врача.

Однако Зия как будто не слышала ее; она качнула непричесанной головой, и Мак-Манус, точно марионетка на пружинках, сделал один кренящийся шаг к двери. Лицо у Мак-Мануса было белым, как творог, резкий запах его боли жег Фарреллу ноздри.

В дверях гостиной объявился вдруг полноватый мужчина, за которым на цыпочках следовала Брисеида. Фаррелл признал в нем одного из клиентов Зии.

– Дверь была открыта, так что я вот… – произнес он, вглядываясь в сцену с подобием равнодушного интереса, какое видишь иногда на морде жвачного животного. Ничто в его круглом, веснушчатом, немного сморщенном, точно вчерашний воздушный шарик, лице не позволяло даже на миг предположить, будто он унюхал порох или увидел разбитую лампу и кровь.

Фаррелл, Мак-Манус и Сюзи, приоткрыв рты, уставились на него, но Зия кивнула и совершенно нормальным голосом произнесла:

– Здравствуйте, Роберт, заходите.

Она отступила в сторону, пропуская его, и он, не оглядываясь, поднялся по лестнице. Никто не сказал ни слова и не шелохнулся, пока наверху не хлопнула дверь приемной Зии.

Сюзи, желая помочь, подобралась к Мак-Манусу, но он с силой оттолкнул ее и, собрав воедино всю свою оглушенную мужественность, сделал шаг по направлению к Зие. Сюзи он бросил через плечо:

– Ты бы лучше поднималась наверх, мужчина ждет.

Фаррелл с полной уверенностью ожидал, что он с голыми руками бросится на Зию, но Мак-Манус, бесстрашно глядя на нее, лишь произнес медленным от боли и одиночества необъятной ненависти голосом:

– Одна из твоих. Что же, готов поспорить, она освоила пару новых фокусов с тех пор, как ты ее получила. Слушай, я бы тоже не прочь выучить их, у меня найдется, чем заплатить.

Нога его подвернулась, хоть Фаррелл и не видел ничего, на чем бы он мог подскользнуться, и Мак-Манус грохнулся перед Зией на колени у подножия лестницы. Фарреллу померещился запах сырой земли, смятой травы, чего-то похожего на кофе, похожего на мех мертвого животного. Он услышал, как кто-то поскуливает, и поначалу решил – Брисеида, но тут же понял, что звук исходит из его собственного горла. Остановиться он не мог.

Теперешние его ощущения не походили на оставленные в нем отражением огромной женщины с головою собаки: может быть, сама Зия в этих ощущениях и вовсе отсутствовала, ибо даже сознанию Фаррелла она представлялась истершейся и истончившейся почти до прозрачности. Но на какое-то поистине непереносимое мгновение – миг, на протяжении которого всякая вещь оставалась еще не названной – он сознавал ее присутствие в мире с большей силой, нежели свое. Он чувствовал, как она мерно дышит в лестнице и в досках пола под его ногами; она обступала его своими стенами и комнатами, шевелилась в камнях камина, глядя осколками лампы, разговаривая каракулями солнца на ковре гостиной. Вне дома ее присутствие только сгущалось, да и вовнутрь себя спрятаться от него не удавалось, ибо и там тоже была она, хохочущая в его остове, дразнящая его атомы, заставляя их дробно биться друг о друга, подобно игральным костям. К чему бы он ни обратился, всюду он натыкался на ее страшную суть.

Рядом с ним Мак-Манус все более распластывался по полу, вытягивая руки и ноги, словно гигантская стопа вдавливала его в пол. Затем, на глазах у Фаррелла, нажим как будто ослаб, Мак-Манус медленно поднялся и полузаковылял, полузапрыгал к выходу из дома, на каждом шагу с трудом втягивая воздух. Сюзи дернулась – помочь, но женщина на лестнице взглянула на нее, и Сюзи, прижав ко рту ладони, ушла на кухню. Фаррелл слышал, как Мак-Манус, спотыкаясь, бессильно сквернословит под окнами, потом зарычал двигатель «понтиака».