Что-то далекое и забытое шевельнулось в душе Клары. Здесь, на этой скамейке они часто сидели с бонной. На той аллее она упала с лошади, сломав ребро. А потом, повзрослев, с удовольствием предавалась верховой езде...

У этого фонтана, в котором сейчас плавали желто-рыжие кленовые листья, она любила сидеть с книжкой. А вот и их зеленые часовые - две голубые ели по обе стороны от парадного подъезда. Помнится, они были с нее ростом. А теперь, вон, надо задрать голову, чтобы увидеть их макушки.

Клара отыскала взглядом окно своей комнаты на втором этаже. Оно было плотно занавешено. Впрочем, занавешены были все окна в доме. На ее звонок вышла горничная – незнакомая, чужая женщина.

– Здравствуйте. Вам кого?

Вот так, милая, - усмехнулась про себя Клара. – В родительском доме тебя спрашивают: Вам кого?

– Я Клара, – сухо сказала она. – Где мои родители? В спальне?

– Да, мэм. Добро пожаловать. – Горничная была явно смущена, но это не помешало ей с любопытством уставиться на вновьприбывшую. – Могу я вас проводить?

– Не надо, – отрезала Клара, направляясь к широкой лестнице, ведущей на второй этаж.

Стук ее каблуков о белый мрамор ступеней гулко разносился по всему дому, оповещая отца и мать о прибытии дочери.

Клара остановилась на пороге родительской спальни, той самой спальни, в которую с раннего детства ей запрещалось заходить. Это была огромная светлая комната с тремя окнами и старомодной вычурной мебелью.

Среди горы подушек желтым пятном выделялось сморщенное старческое лицо. На одеяле покоились две такие же желтые высохшие руки. Мать сидела в глубоком кресле, обтянутом белой кожей – постаревшая и располневшая. Если бы Клара встретила родителей где-нибудь в другом месте, не исключено, что она бы их просто не узнала.

Не здороваясь и не улыбаясь, она молча смотрела на этих двух стариков, будто заново знакомилась с ними. Они, в свою очередь, изучали ее с той же смесью любопытства и отчуждения.

– Ну, что же ты застряла в дверях? Проходи, – первой не выдержала мать. – Не бойся, отец еще жив. Ты не опоздала.

Бросив на нее укоризненный взгляд, Клара подошла к кровати, склонилась над отцом. Но не поцеловала его, а лишь накрыла ладонью его холодную, сухую, как древний пергамент, руку.

– С чего это ты вздумал хандрить, Dad? – Она все-таки улыбнулась.

– Так ведь время уже. – Он тоже попытался улыбнуться. – Рад тебя видеть, дочь. Нам с матерью очень тебя не хватало.

Напряжение наконец разрядилось. Общение обещало быть мирным, даже семейным.

– Ну а теперь скажите, что с папой ничего страшного, что вы нарочно это придумали, чтобы заманить меня... домой, – потребовала Клара, сама не веря тому, что говорит, поскольку все поняла с первого взгляда.

– Рады бы, – мрачно отозвалась мать. – Но он действительно серьезно болен. Врачи дали ему неделю, от силы две на то, чтобы успеть привести в порядок свои дела.

Клара промолчала. Все, что она могла бы в этой ситуации сказать, прозвучало бы фальшиво.

Больной прикрыл веки. Глубоко запавшие, будто провалившиеся в глазницы глаза, почти лишенный растительности, обтянутый сморщенной кожей череп – этакая распеленутая египетская мумия.

– Пойдем в столовую, – предложила мать. – Ты наверняка голодна с дороги. А он пусть отдохнет... Honey, попытайся поспать немного.

– А разве еще не время сделать морфий? Без этого я не усну, – не открывая глаз, умоляюще пробормотал он.

– Нет, honey. Ты же знаешь, следующий укол на ночь.

– Ради такого случая можно бы сделать и исключение! – с неожиданным раздражением накинулся он на жену. – Или ты хочешь, чтобы я запомнился дочери корчащимся и скулящим от боли?

– Хорошо, хорошо, Стэнли. Я поговорю с сиделкой. Только, умоляю, не нервничай.

За обедом Клара упрекнула мать:

– Почему ты ничего не сказала мне, когда у него это только начиналось? Гроссе делает чудеса, вытаскивая людей с края могилы. Он мог бы...

– Не смей упоминать при мне этого имени! – гневно выкрикнула женщина, и все ее три подбородка заходили ходуном, как студень на подносе нерадивой служанки. – Даже ценой собственной жизни отец не принял бы помощь от этого выродка. И от тебя тоже, потому что ты путаешься с ним.

– Опять за старое! Ты для этого вызвала меня сюда, мама? – Клара отшвырнула с колен салфетку, намереваясь покинуть стол.

Женщина крепко ухватила ее за руку, силой удерживая на месте.

– Извини. Я не хотела. Вырвалось. Не время сейчас для ссор и обид.