Гроссе занял ее место у изголовья больного. Мрачно вгляделся в его сомкнутые набрякшие веки. И, помедлив, тихо позвал:

– Эдмонд. Э-эдмо-онд.

Больной не сразу открыл глаза. Его поначалу бессмысленный взгляд отразил удивление и... радость.

– Эрих! Ты! А я так ждал тебя, валяясь дома с приступами. Но Долли, кажется, не смогла тебя найти.

– Я был далеко отсюда. На другой щеке земного шара. И только вчера вернулся. Видишь, как бывает. Не я, так ты пожаловал ко мне.

– К тебе?! – Больной искренне удивился. – Так ведь твоя клиника у нас у всех на виду. А меня, насколько мне известно, отвезли в другой город, при этом "забыв" сообщить, в какой именно. К чему такая конспирация. Столько всяких нелепых предосторожностей. Они так долго везли меня в закрытой санитарной машине, что я чуть Богу душу не отдал.

– Да, друг мой, мы действительно далеко от дома. Сюда меня приглашают два раза в месяц, как консультанта. Тебе надо было напрямую связаться со мной.

Эдмонд Браун с упреком посмотрел на него.

– Долли неоднократно говорила тебе, что я болен. Но ты, видимо, был очень занят. А потом и вовсе уехал.

– Да-да. Замотался.Забыл. Непростительно.Но теперь это уже неважно. Ты в надежном месте и в надежных руках. Все будет О’кеу.

– Думаешь?

– Уверен.

Лицо Брауна перекосила болезненная гримаса.

– Что такое? – В тоне Гроссе беспокойство, участие.

– Извела проклятая. Сил моих нет.

– Потерпи еще чуток. Я сам сделаю тебе операцию. Выкарабкаешься.

– Хотелось бы верить. Ты действительно будешь меня оперировать? – В голосе больного появился проблеск надежды.

– Это мой долг. Ведь мы же друзья. – Гроссе похлопал его по рыхлой безвольной руке. – Кстати, как ты набрел на нашу контору? – как бы между прочим поинтересовался он.

– Меня привез туда мой домашний врач. Ты его знаешь.

– По чьей рекомендации?

– Одного моего старого приятеля. Мы учились вместе в колледже, потом в университете и были очень близки. Его избавили здесь от рака после того, как врачи признали его болезнь запущенной и неизлечимой.

– Кто такой? Не мой ли пациент? Я иногда тут оперирую.

– Извини. Не могу назвать его имени. Он подписал какой-то контракт о соблюдении тайны.

– Тогда почему же он нарушил этот контракт?

– Не смог остаться равнодушным, видя как я страдаю. Поистине благородный, отзывчивый человек. Но он взял с меня слово, что ни одна живая душа не узнает об этом.

– А что же меня ты уже и живой душой не считаешь?

Браун озадаченно посмотрел на Гроссе.

– Во-первых, я не назвал его имени. Во-вторых, ты ведь их сотрудник. И потом... ты же свой человек.

– У своих тоже есть языки, и порой длиннющие... Ну а Долли? Как она к этому отнеслась?

– Она не в курсе! Разве можно женщинам доверять серьезные тайны.

– Отлично.

– Отлично что?

– Хочу сказать, что ты все сделал отлично. Ну а Уилфорды? Они ведь часто навещали тебя.

– О, да. Почти каждый день.

– Значит, узнав, что ты в больнице, они наверняка захотят навестить тебя после операции.

– Долли скажет им то, что знает сама. Что мне нашли хороших врачей в другом городе, и что меня можно будет повидать только после того, как я вернусь домой.

Лицо Брауна снова сморщилось. Он попытался сесть в постели, но не смог, и с тяжелым стоном откинулся на подушки.

Бросив быстрый взгляд на часы, Гроссе не стал терять время на изъявления участия.

– А не перестарались ли вы с конспирацией? В конце концов больница есть больница.

– Так-то оно так, но мой приятель предупредил, что заведение это довольно странное, хоть и работают на совесть.

– Вот как! – Глаза Гроссе недобро сверкнули.

Браун помедлил и, вялым движением руки попросив его наклониться, доверительно шепнул:

– Послушай, старина, это правда, что здешний заправила ну сущий дьявол?

– У твоего приятеля слишком богатое воображение. – По губам Гроссе лезвием ножа скользнула ухмылка.

Двери открылись. Вошла Милдред с портативным аппаратом в руке и, остановившись в нескольких шагах от постели больного, выжидательно посмотрела на Гроссе.

– Тебе назначили ЭКГ? – Гроссе разыграл неведение. – Что, сердечко тоже пошаливает?

– Спроси лучше, что у меня не пошаливает. – Браун тяжело, со свистом в бронхах вздохнул. – Не дай тебе Бог испытать такие боли. Порой хочется наложить на себя руки, чтобы разом покончить с этим.