– Если бы вы знали, – медленно проговорил я, – как мне хотелось, чтобы ваш отец поверил в мою невиновность, вы бы поняли – ваши слова для меня ценнее десятка прекрасных рабочих мест. Мне очень нравится ваш отец. Я уважаю его и думаю, что он совершенно прав – если он снова возьмет меня на старое место, это будет все равно что объявить во всеуслышание, что его дочь как минимум лгунья, если не хуже. Ни вы, ни я не можем от него этого требовать. Лучше оставить все как есть.

Некоторое время она молча смотрела на меня. Мне показалось, на ее лице отразилось сначала облегчение, потом удивление и, наконец, замешательство.

– И вы не хотите совсем никакой компенсации?

– Нет.

– Я вас не понимаю.

– Послушайте, – сказал я, вставая, чтобы укрыться от ее внимательного взгляда, – я ведь не невинный ягненок. Я же действительно поцеловал вашу сестру и тем самым подтолкнул ее ко всему остальному. А потом мне стало стыдно и я остановился… Нельзя сваливать все только на нее. Я тоже был хорош. И поэтому… пожалуйста, не переживайте так из-за меня.

Я подошел к окну и уставился в него.

– Но людей не вешают за убийства, которые они передумали совершать, – сухо возразила она. – Вы очень великодушны, я этого не ожидала.

– В таком случае не стоило приглашать меня сюда, – небрежно бросил я. – Вы сильно рисковали.

Окно выходило во двор – аккуратный квадрат газона, окруженный широкими дорожками. Он был залит ранним весенним солнцем и казался пустым и мирным.

– Рисковала… чем? – удивилась она.

– Я ведь мог поднять шум, нанести ущерб фамильной чести… пятно на имени Тэррен и все такое. Куча грязного белья в воскресных газетах, удар по репутации вашего отца в деловых кругах.

Вид у нее был ошеломленный, но решительный.

– Все равно, если было совершено зло, его надо исправить.

– И к черту последствия?

– И к черту последствия, – тихо повторила она.

Я снова улыбнулся. Она была в чем-то похожа на меня – я ведь тоже наплевал на некоторые последствия.

– Ну, – неохотно сказал я, – пожалуй, мне пора. Спасибо за приглашение. Я отлично понимаю, что вы всю неделю собирались с силами для этого разговора, и благодарен вам больше, чем могу выразить.

Она взглянула на часы и неуверенно предложила:

– Сейчас, конечно, не совсем подходящее время, но, может быть, вы выпьете кофе? Ведь вы проделали неблизкий путь…

– С удовольствием, – ответил я.

– Тогда… посидите, я сейчас приготовлю.

Я сел. Она открыла дверцы встроенного шкафа, за которыми оказались зеркало и раковина с одной стороны и газовая плитка и полки с посудой – с другой. Наполнив чайник, она зажгла газ, вынула чашки и блюдца и поставила их на низкий столик, двигаясь сдержанно и грациозно. Она совершенно естественна, подумал я, и достаточно уверена в себе, чтобы отбросить свой титул там, где мозги значат больше, чем происхождение. Достаточно уверена в себе, чтобы пригласить человека столь сомнительной наружности в свою комнату, да еще предложить ему кофе, когда это диктует уже не необходимость, а вежливость.

Я спросил ее, чем она занималась, когда я пришел, и она ответила, что английским. На столе появились молоко, сахар и печенье.

– Можно взглянуть на ваши книги?

– Пожалуйста, – вежливо откликнулась она.

Я поднялся и пробежал глазами книжные полки. Здесь были учебники по нескольким языкам – древнеисландскому, древне– и среднеанглийскому – и внушительная подборка английской литературы от хроник Альфреда Великого [13] до неуловимых амазонок Джона Бечемена [14] .

– Что скажете о моих книгах? – спросила она с любопытством.

Я не знал, что ответить, – мне было чертовски неприятно разыгрывать перед ней дурака.

– Очень ученые, – неловко ответил я.

Отвернувшись от книг, я неожиданно столкнулся со своим собственным большим, в полный рост, отражением в зеркале гардероба. Я уныло оглядел себя с головы до ног – с тех пор, как я покинул лондонский дом Октобера несколько месяцев назад, такая возможность предоставилась мне впервые, и надо сказать, что время не облагородило мой внешний вид.

Волосы были слишком длинны, и бачки пышно разрослись почти до самых мочек ушей. Загар сошел, и кожа приобрела бледно-желтый оттенок. На лице появилось злое и насмешливое выражение, а в глазах – подозрительность, которой раньше не было. В своей черной одежде я имел вид сомнительного типа, опасного для общества. В зеркале за моей спиной появилось отражение Элинор, я встретил ее взгляд и понял, что она за мной наблюдает.

– Такое впечатление, что вам не нравится то, что вы видите, – заметила она.