Я приказал Лембу подать сигнал бедствия на волне радиопеленгаторной станции и включить, хотя и несколько преждевременно, в самом широком диапазоне систему опознавания «свой-чужой». Я представил себе, как все произойдет в дальнейшем: какой-нибудь радиослушатель в Англии поймает наши сигналы для радиопеленгатора, сообщит на главную радиолокационную станцию, и та свяжется со станцией наведения, к которой приписан Пайк-Райлинг; с этого момента наша станция наведения будет заниматься в первую очередь только «Телом». Немного позже наблюдатели на приборах наведения, зафиксировав радиоимпульсы «Тела», посылаемые в специальном очень широком диапазоне, станут непрерывно следить за полетом «крепости» и докладывать на главную радиолокационную станцию, а последняя, в свою очередь, будет передавать все подробности в штаб нашего авиакрыла в Пайк-Райлинг-холле и, на случай, если нам придется совершить вынужденную посадку на воду, – в Морскую спасательную службу. Только сейчас я впервые подумал об Англии и о возможности спасения.

Вариометр показывал (если только его показания соответствовали действительности), что самолет терял высоту значительно быстрее, чем раньше: примерно двести футов в минуту. По высотометру мы находились чуть выше тринадцати тысяч футов. Я уже собирался сообщить экипажу, что через несколько минут можно будет снять кислородные маски, как что-то произошло с управлением.

Штурвал вырвало у меня из рук, нос самолета опустился, и машина перешла в пике.

В первое мгновение мне показалось, что где-то оборвался трос.

Я с силой потянул штурвал на себя, и хотя колонка несколько подалась назад, самолет продолжал пикировать.

Взглянув вправо, я обнаружил, что Мерроу всей грудью навалился на штурвал второго пилота. Я боролся с его весом и думал: даже потеряв сознание, он пытается убить нас всех; каждой клеточкой своего мозга он желает смерти каждому из нас.

Пришлось позвать на помощь Хендауна. Он появился в тот момент, когда я, собрав все силы, левой рукой тянул штурвал на себя, а правой старался оттолкнуть Мерроу. Он был в полубессознательном состоянии, но все же пытался встать, нелепо взмахивая руками; голова его свесилась набок, словно шея уже не могла ее держать; пока он вставал, я понемногу оттягивал штурвал на себя, но тут он снова падал, и мне приходилось начинать все сначала. Лишь после того как Хендаун оттянул Мерроу за плечи, я смог выровнять машину.

Мы потеряли четыре тысячи футов.

Мерроу находился на грани полной потери сознания, но не хотел утихомириться. Мы лишились и носовых пулеметов, и одной турели, а Лемб хотя бы время от времени должен был оставлять пулемет и заниматься радиосвязью; поэтому мы не могли себе позволить, чтобы Хендаун торчал в пилотской кабине и нянчился с Мерроу. Движением головы я приказал Негу оттащить Базза в заднюю часть самолета. Задача была не из легких. Отверстие люка между сиденьями все еще оставалось открытым, Мерроу со всем обмундированием весил фунтов двести, а кроме того, в нем еще оставалось достаточно сил, чтобы использовать свой вес и упираться. Негрокус наполовину стащил Мерроу с сиденья, но понял, что дальше у него не получится; он посадил Базза обратно, придержал одной рукой, отстегнул лямки своего парашюта и привязал Мерроу за грудь, плечи и руки к спинке сиденья.

Потом Хендаун поднялся на свою установку, включил внутренний телефон и первым делом сказал:

– Послушайте, сопляки! Самолетом сейчас командует лейтенант Боумен. Вы меня понимаете?

– А что с майором? – Это был голос Фарра, голос трезвого человека.

– Ушел в отставку, – ответил Хендаун.

– А вы хороший летчик, лейтенант, или так себе? – Это снова был голос Фарра, но на этот раз голос пьяного человека.

– Всем снять кислородные маски! – приказал я. – Но вначале проверка.

Прайен не отозвался, и мне пришлось послать Малыша Сейлина узнать, в чем дело; Сейлин доложил, что Прайена нет. Дверца маленького аварийного люка в хвосте оказалась сорванной. Во время внезапной потери высоты и пике Прайен, видимо, подумал, что с самолетом что-то стряслось, и решил смыться. На мой вопрос, сумеет ли справиться с пулеметами Прайена, Малыш ответил, что попробует.

Мне кажется, именно прыжок Прайена заставил меня сказать:

– Послушайте, ребята, что вы собираетесь делать? Если хотите прыгать, сообщаю для ориентировки, что мы находимся над Бельгией. Или вы предпочитаете попробовать добраться домой?

Наступило долгое, очень долгое молчание.

– После бельгийского побережья нам нужно еще около пятидесяти минут, чтобы долететь до своего аэродрома, – проинформировал Клинт.

– Я готов, – отозвался Фарр, но не сказал на что.

– А здесь довольно ветрено, – проговорил Малыш. Люк был открыт и, конечно, вызывал соблазн.

– Нег, как ты?

– Не думаю, сэр, что должен высказывать собственное мнение. Если ребята хотят прыгать…

Только тут я вспомнил, что лямки от парашюта Хендауна держали Мерроу на сиденье рядом со мной. Голова Базза безвольно моталась из стороны в сторону. И Хендаун считал, что не должен высказывать свое мнение!

– Давайте все-таки попытаемся, – предложил я. – Мы всегда сможем сделать посадку на воду, если придется. Все согласны?

Ответил только Фарр:

– Учитель, я согласен, если вы действительно хорошо управляете самолетом.

Некоторое время все молчали. Чувствуя себя крайне подавленным, я приказал Хеверстроу прийти в нашу кабину и снять с Мерроу кислородную маску.

Нег Хендаун доложил, что сверху к нам приближаются истребители.

– Вся немецкая авиация, будь она проклята! Предстоит нечто интересное.