Рикки показал ему паспорт.

– Что выпендриваются? Сделали пять и четыре, а я пять и семь, больше.

– Да что ты? – Ньют глотнул шипучки, пытаясь перевести это на английский. Он никогда не видел Рикки в таком возбуждении. Обычно мальчишку было ничем не прошибить. Поразительно, как все занятия языком полетели к черту, едва он разволновался. Сталлоне в «Рокки V» и то легче понять. Невероятно.

Рост, рост. Ага, это он из–за роста скулит. Ньют спросил:

– Когда тебя мерили, заставили ботинки снять?

– И что теперь? – Рикки напомнил Ньюту, что никогда не снимает башмаки, кроме как если купается или ложится вздремнуть. И то не всегда. Он и парню, который ему паспорт сварганил, об этом сказал. Что он, наделал, придурок хренов?

Ньют спросил:

– А когда ты вечером по двору босиком шляешься, это как?

– Это другой совсем дело. – Хитрая ухмылка, сплошь зубы и слюна. – Я беспокоюсь за вас. Плохой люди всюду. Мой хренова работа спасать вашу задницу. Как я могу охранять, если буду так топать?

Ньют сказал:

– Верно подмечено, Рикки.

– А то. – Рикки перевернул паспорт вверх ногами и понюхал клей, которым была приклеена фотография.

– Нравится? – ухмыльнулся Ньют.

– Я всегда хотел. Но я думал, что это не будет такой настоящий.

– Приятно, да? – Рикки начал успокаиваться, и Ньюту пришла в голову мысль. Он вспомнил, как Рикки отрезал ухо. Тогда он говорил по–английски почти как Уинстон Черчилль. Ньют спросил:

– Помнишь малого, который не мог дождаться своей очереди в туалет?

– Не–а.

– Толстый такой. Ты отрезал ему ухо, чтобы немножко поучить манерам.

– Да? – Рикки заинтересовался. – Когда? – Но еще пока он произносил эти слова, Ньют увидел, как в голове у него стали переворачиваться листки календаря.

Через мгновение взгляд Рикки прояснился. Зрачки расширились. Артерия на шее перестала рваться сквозь кожу.

– Ага, помню. А что?

– Ничего, не бери в голову. Взгляни лучше на эту куколку в «мерседесе».

– Хорошенькая, – машинально произнес Рикки. Нахмурился. – О чем говорили?

– О паспортах.

Рикки кивнул.

– Я один раз взял у пуэрториканца, когда торчал в Тихуане. Я был дешевый альфонс и хотел уехать. Он на меня похожий, этот парень. И потому я взял его паспорт.

– Ну, понятное дело, ага. Ты что, ему так понравился, что он решил сделать тебе подарок?

– Сделка. У меня был кнопочный нож, нержавеющая сталь, потому что я прячу его под мышкой и не хочу, чтобы он был ржавый. Парень не хотел мне дать паспорт, и я сделал сделку. Понимаете, что я вам говорю, мистер Ньютон?

– У альфонса с ржавым ножом дурацкий вид, да?

– Близко, но не совсем.

– Ты его заколол.

– Ну. И потом я выучил, какое мое новое имя, и сколько мне лет, и где я родился, и все такие вещи из моей новой жизни.

Ньют сказал:

– Тяжелое дело, да?

– И пустое. На границе они меня хватают и говорят, что я убийца. Сказали, я больше похож на Санта–Клауса, чем на того придурка.

– А ты что сказал?

– Говорю, я купил этот паспорт у одного малого на улице, не знаю кто. Вот.

– Они тебя отпустили?

– Ни фига. Отправили обратно. Мексикашки держали в вонючей тюряге шесть месяцев, я потерял дело, все мои надежды и мечты. Этот пуэрториканец не приходит, и им надо меня отпускать. Но сначала они меня избили, по–зверски. И потому я решил, что я должен делать. Эмигрировать в Америку.

– И вот он ты, целый и невредимый. Богатый и здоровый.

– Долго было, но все–таки получилось.

– Можешь гордиться собой. Знаешь что, Рикки?

– Что?

– Эту страну основали люди вроде тебя.

– Парни в бегах?

Ньют покатился со смеху. Он так смеялся, что чуть не расплескал – но все–таки не расплескал – свое шампанское.

– Нет, – сказал он. – Я говорю о дальновидных людях. Мужественных, дерзких людях, которые готовы были отчаянно рисковать, чтобы построить для себя новую, лучшую жизнь.

– Класс.

– Хочешь шампанского?

– Ага, да. – Но Рикки уже забыл о шампанском, поглощенный новым паспортом, крошечной чудесной книжицей, с которой он мог свободно грабить и убивать по всему миру, почти.