В кухне Ричард никак не мог унять дрожь в руках. Чашка полетела на пол и разбилась вдребезги. Он обжегся горячей водой из крана.

— Пожалуйста, Отец, пожалуйста, пусть это будет не Карлос. Не допусти этого, — шептал он снова и снова, суетясь на кухне.

Когда он вернулся, Эстер справилась со слезами. Но слезы сменились полным оцепенением. Она уставилась в окно на падающий снег, и ее лицо не выражало ничего.

Ричард поставил кофе на стол рядом с женщиной, а сам сел на диван напротив.

— Пейте кофе, Эстер. Он поможет вам согреться, — сказал Ричард. — А потом мы поговорим.

Эстер долго смотрела в окно. Ричард тоже уставился на косо падающий снег. Они слушали тиканье часов на каминной полке — маятник двигался взад и вперед.

— Карлос мертв, — сказала наконец Эстер, и в тихой комнате слова эти прозвучали высокопарно.

Ричард подался вперед, ожидая, что она скажет еще что-нибудь. Ее лицо казалось хрупким, будто сделанным из фарфора, и готовым вот-вот разбиться вдребезги. Он встал и опустился перед ней на колени, держа ее руки в своих.

Она опустила голову.

— Они нашли тело в озере. Его закололи.

И снова комнату затопило молчание. И снова они слушали часы, и маятник без конца двигался, гоня время вперед. Ричард сжал ее руки и собирался что-то сказать, но Эстер заговорила снова.
–

— Они отрезали руки моему мальчику, отец. Почему кто-то захотел сделать такое?

Голос ее был мертвым. Ричард чувствовал, что он и сам может потерять самообладание, стоя на коленях около нее.

Отрезали руки. Закололи? Бог мой, почему? Потому что такие люди, как ты, сбили его с пути. Голос не повиновался ему.

Эстер судорожно вздохнула и снова заплакала. Ричард поднялся с колен и обнял женщину, гладя ее спину медленными круговыми движениями.

— Так, так, — шептал он. — Вы должны все это выплакать.

Она долго не переставала плакать: пятнадцать, двадцать минут. Ричард то обнимал ее дрожащее тело, то передавал ей клинекс, давая излиться ее эмоциям.

Когда Эстер наконец успокоилась, она рассказала ему, что накануне вечером Карлос ушел из дому и долго не возвращался. К полуночи она поняла, что случилось что-то ужасное.

— Когда пришел полицейский, — сказала она, и ее нижняя губа задрожала, — я уже знала, отец, я знала. До того, как он заговорил.

— Как помочь вам, Эстер? Ясделаю все, все, что в моих силах, чтобы облегчить горе вам и вашей семье.

В памяти Ричарда возникали обрывки воспоминаний: прошлый август, некоторое время, совсем недолго, Карлос приходил к нему домой... ранними летними вечерами они изучали друг друга.

Никогда это не повторится. Никогда я больше не сделаю ничего подобного.

— Не знаю, отец, сейчас я ничего не знаю. Помогите мне принять решение.

Эстер взглянула на него и поняла: он очень далек от нее — человек, отдавший себя служению Богу.

— О отец, почему мой мальчик не мог быть таким, как вы?

Ричард закрыл глаза, чувствуя, как у него перехватывает дыхание.

— Эстер, давайте помолимся.

Умирающий солнечный свет пробивался сквозь мутное стекло. Ричард Гребб стоял на коленях на дубовой скамье, под ним была кожаная подушечка. Он склонил голову и громко, дрожащим голосом, произносил молитвы. Его душили отчаяние и угрызения совести.

Никто не услышит этого.

Никто, кроме Бога.

— Это моя вина, Отец. Я знаю это. Я долго не приходил к тебе, и теперь я хочу к тебе вернуться. Пожалуйста, позволь мне..

Простые слова падали в пространство. Давно Ричард Гребб не преклонял голову в серьезной молитве.

— Долгое время я был замкнут в своей болезни. Я знаю, ты можешь помочь, если я позволю тебе это сделать. Я хочу позволить тебе... — Он поднял лицо, чувствуя, как высыхают под лучами солнца слезы на его щеках. — Пожалуйста, Боже, пожалуйста, помоги мне. Я хочу быть праведным. Помоги мне найти червоточину, поразившую мир, это молитва о невинных, таких, как Карлос и Джимми. Господи, пожалуйста, дай мне силы бороться с этим злом и пресечь его. — Он снова склонил голову. — Не только с тем злом, что вокруг, но и с тем, что во мне самом. Аминь.

Шел снег. Но теперь это были уже не отдельные изящные снежинки, а тяжелая лавина, обрушившаяся на землю. Ее сносило сильным ветром, дувшим с озера. Транспорт двигался медленно, не двигался — полз. Улицы были практически пустыми. Видимость равна нулю.

Мирэнда, пьяная рыжеволосая уличная принцесса, нетвердо ступая, брела, преодолевая стихию, к «Чикен Армз». Она стремилась вернуться туда — согреться и рассказать о том, что случилось.

Рассказать им всем, чтобы они боялись и были настороже. Но это было так трудно! Снег и то, что она выпила рому сегодня вечером, затрудняло ее движение.