Не нужно ли было Анри сказать мне что-нибудь, о чем-то со мной посоветоваться? Чтобы предоставить ему такую возможность, я, как только мы вернулись, прошел в его комнату выкурить сигару на сон грядущий.

— Знаешь, — сказал я как бы между прочим, — Мьет принесла мне букет.

— Знаю, — ответил он, — очень жаль, что я ее не видел.

— Кто тебе сказал, что она была?

— Не помню.

— Она была и на празднике. Ты к нам не подошел, а мы тебя видели у Розье с очень хорошенькой крестьяночкой.

— Да, я танцевал, я думал, это как прежде увлечет меня…

— Не увлекло?

— Если бы я знал, что там была Мьет…

— Ты бы пригласил ее?

— Конечно. А она видела, как я танцевал?

— Не знаю. Я залюбовался на твою даму. Правда, она удивительно хороша?

— Ну да, для крестьянки: беленькая, ручки маленькие.

— Кто же она такая и откуда взялась?

— Не спросил.

Тут Анри бросил сигару в камин, как бы говоря мне: «Не пора ли спать?»

Я ушел. Или он говорил правду и ничего не знал, или не хотел ни в чем признаться, и я не считал себя вправе его расспрашивать.

Все следующие дни мне приходилось лазить в башню, чтобы с ним повидаться, поскольку он водворился там с двумя работниками.

— Но ведь это смешно! — сказал я, увидев, что он сам усердно клеит и красит. — Ведь было же решено, что я тебе оборудую одну-две комнаты по твоему вкусу, а ты слишком уж буквально понял мои замечания об экономии.

— Нет, отец, — ответил он, — я прекрасно знаю, что ты для меня ничего не пожалеешь, но, осмотрев эти развалины, я решил, что гораздо лучше их не трогать. Я займу только две комнаты, в которых жил старик Корас. Обои грязные только от пыли. Ковер прикроет испорченный пол. Рамы закрываются плотно. Потолок почернел от копоти и приобрел от нее цвет, лучше которого и желать ничего нельзя. Словом, нужно только вычистить все хорошенько и кое-где подкрасить да подклеить. Завтра же можно будет перенести сюда некоторые книги да большой стол, и мне будет здесь хорошо, как принцу.

В самом деле, на другой же день он перетащил часть нашей старинной мебели в свой новый уголок и все утро провел в раскладывании книг по шкафам.

Я собирался в Виньолет узнать, как чувствует себя племянница, как вдруг получил от нее записку:

«Не беспокойтесь обо мне, милый мой добрый дядя, ссоры не было, я нашла гостью дома, и она не сказала мне ни слова о своей отлучке. Конечно, и я притворилась, что совершенно ничего не знаю. Кормилица каждый день здесь и, кажется, держит ее в руках. Я не хочу вмешиваться в их тайны. Мои обязанности ограничиваются гостеприимством. К счастью, время бежит быстро и скоро снимет с меня ответственность, всегда тяжелую, когда нет авторитета».

Эта записка меня не успокоила; напротив, еще больше встревожила, и я стал внимательнее наблюдать за Анри.

В тот же вечер я заметил, что, как и накануне, он встал из-за стола во время кофе, посадил Нини себе на плечи и вместе с нею убежал в сад. Они кричали, смеялись, потом их не стало слышно, а через полчаса девочка вернулась с нянькой. Анри явился только через час и сказал, что не хотел мешать матери со своей сигарой, а потому выкурил ее на воздухе.

На третий день опять то же. Меня одолело любопытство. У госпожи Шантебель обедали две старые приятельницы, и сразу после обеда они засели за карты.

Я дождался сумерек, чтобы проскользнуть в сад, а оттуда — в поле, через которое проложены были две тропинки: одна к замку, а другая к деревне.

Мне послышался детский голос в ивняке над ключом, как раз у основания скалы, на которой стоял замок. Я пробрался кустарником до межи и вдруг увидел Анри с Нини на руках. Он шел по тропинке к саду ближайшим путем, очевидно для того, чтобы передать девочку няньке и самому вернуться. Я не рискнул выйти из кустарника и ждал, слушая и наблюдая. Немного погодя из ивняка вышли две женщины и поднялись по тропинке к замку. Я еще немного подождал, но он не возвращался; тогда мне пришло в голову, что он, возможно, вернулся еще более прямым путем — через питомник.

Часы на деревенской колокольне Пробили восемь. Анри никогда не приходил в гостиную раньше девяти. Значит, он в башне. Я поднялся на скалу через виноградники и минут через десять был у подножия башни. Совсем стемнело; луны не было; кругом тишина и молчание. Незачем было прятаться, но зато нечего было и смотреть. Оставалось только слушать. Должно быть, они находились в нескольких шагах от меня.

— Ну что, решились? — спросил Анри.

— Решилась.

— Ну тогда завтра не приходите.

— О нет, завтра еще один разок, вы позволите?

— Какая неосторожность!

— Разве осторожность придумана для меня? Я выше всех сплетен, моя цель выше, чем сохранение той фантастической выдумки, которую на человеческом языке зовут репутацией. Я должна давать отчет одному только Богу, лишь бы он был доволен мною, над всем остальным я смеюсь.

— Но если вы хотите добиться успеха, то зачем создавать себе дополнительные трудности? Ведь если узнают вашу тайну…

— Как узнают? Разве вы меня выдадите?