– Как зачем? Для причастия, – ответил Коконнас. – Думаю, что так.

– Нет, – сказал Ла Моль, – в часовню водят только осужденных на смерть или после пытки.

– Ого! Это стоит разузнать, – ответил Коконнас, тоже побледнев. – Спросим доброго человека, которого мне придется потрошить. Эй! Друг! Ключарь!

– Вы меня звали, месье? – спросил тюремщик, карауливший на верхних ступенях лестницы.

– Да, поди сюда.

– Вот я.

– Условлено, что мы бежим из часовни, так ведь?

– Тс! – произнес ключарь, с ужасом оглядываясь.

– Будь покоен, нас никто не слышит.

– Да, месье, из часовни.

– Значит, нас поведут в часовню?

– Конечно, таков обычай.

– Так это обычай?

– Да, после вынесения смертного приговора полагается осужденным провести ночь в часовне накануне казни.

Коконнас и Ла Моль вздрогнули и посмотрели друг на друга.

– Вы полагаете, что нас осудят на смерть? – спросил Ла Моль.

– Непременно… да и вы сами думаете то же.

– Почему – то же?

– Конечно… если бы вы думали иначе, вы бы не стали подготовлять себе бегство.

– А знаешь, он рассуждает очень здраво, – заметил Коконнас.

– Да… по крайней мере теперь я знаю, что мы играем, как видно, в опасную игру, – ответил Ла Моль.

– А я-то, – сказал тюремщик, – думаете, не рискую? А вдруг месье от волнения ошибется и ударит не в тот бок!..

– Э, дьявольщина! Я бы хотел быть на твоем месте, – возразил Коконнас, – чтобы иметь дело только с этой рукой и только с тем железом, которым я тебя коснусь.

– Смертный приговор! – тихо произнес Ла Моль. – Нет, это невозможно!

– Невозможно? Почему же? – простодушно спросил тюремщик.

– Тс-с! – произнес Коконнас. – Мне показалось, что внизу отворили дверь.

– Верно, – волнуясь, подтвердил тюремщик. – По камерам, месье, скорее!

– А когда, вы думаете, вынесут нам приговор? – спросил Ла Моль.

– Самое позднее – завтра. Но не беспокойтесь: тех, кого надо, предупредят.

– Тогда обнимем друг друга и простимся с этими стенами.

Друзья горячо обнялись и вернулись в свои камеры: Ла Моль – вздыхая, Коконнас – что-то напевая.

До семи часов вечера ничего нового не произошло. На Венсенскую башню надвинулась темная, дождливая ночь – самая подходящая для бегства. Коконнасу принесли обычный ужин, и он поужинал с аппетитом, предвкушая удовольствие вымокнуть на дожде, хлеставшем по стенам замка. Он уже готовился заснуть под глухой, однообразный шум ветра, к которому не раз прислушивался с неведомым до тюрьмы тоскливым чувством, но теперь ему показалось, что ветер как-то необычно стал поддувать под двери, да и печь тоже гудела с большей яростью, чем в другое время: так бывало каждый раз, когда открывали верхние камеры, а в особенности – камеру напротив. По этому признаку Коконнас всегда знал, что тюремщик выходит от Ла Моля и сейчас зайдет к нему.

На этот раз, однако, Аннибал тщетно вытягивал шею и напрягал слух. Время шло, никто к нему не приходил.

«Странно, – рассуждал Коконнас, – у Ла Моля отворили дверь, а у меня нет. Быть может, его вызвали на допрос? Или он заболел? Что это значит?»

Для узника все может стать поводом к радости, к надежде, но также к подозрению, к тревоге.

Прошло полчаса, час, полтора. Коконнас с досады начал засыпать, как вдруг услышал лязг ключа в замочной скважине и вскочил с постели.

«Эге! Неужели пришел час освобождения и нас отведут в часовню без приговора? – подумал он. – Дьявольщина! Какое наслаждение бежать в такую ночь, когда ни зги не видно: лишь бы лошади хорошо видели».

Он весело собрался расспросить обо всем тюремщика, но увидел, что тюремщик приложил палец к губам и весьма красноречиво скосил глаза. Действительно, за его спиной слышался шорох и виднелись тени. Наконец он разглядел в темноте две каски благодаря тому, что свет дымной свечи заиграл на той и на другой золотистым бликом.

– Ого! К чему бы эта ужасная свита? – шепотом спросил он. – Куда мы идем?

Тюремщик ответил только вздохом, очень похожим на стон.

– Дьявольщина! Что за несносная жизнь! Все время какие-то крайности, никакой твердой опоры, то барахтаешься в воде на глубине ста футов, то летаешь над облаками – ничего среднего! Слушайте, куда мы идем?

– Месье, следуйте за алебардщиками, – сказал картавый голос, показавший Коконнасу, что замеченных им солдат сопровождал какой-то судебный пристав.

– А месье де Ла Моль? – спросил Коконнас. – Где он? Что с ним?

– Следуйте за алебардщиками, – ответил тот же картавый голос тем же тоном.

Надо было повиноваться. Коконнас вышел из своей камеры и увидел человека в черном одеянии – обладателя неприятного голоса. Это был пристав, маленький горбун. Вероятно, он пошел по судейской части, чтобы скрыть под длинным черным одеянием другой свой недостаток: у него одна нога была короче другой.