— Кто это?

— Ты не знаешь — да? Суворова знаешь, Кутузова знаешь, а его не знаешь. А ваш писатель Лев Толстой хорошо его знал. И книгу о нем написал. Поняла теперь?..

— Хаджи Мурат! Как не понять.

— Хаджи Мурат — джигит, герой, он — дух Кавказа. Институт закончила, а не знаешь.

— Знаю, знаю. И тут у вас в кабинете — дух Кавказа. Мебель-то из Кремля перетащили, из палат Гранатовитой и Оружейной. Там я такую мебель видела. А кресла золотого и у царей наших не было. Такие кресла, говорят, у Брынцалова, да у Березовского. Да еще у братьев Абрамовичей.

— Язва ты, Катуш, но ничего — смейся над стариком Автандилом. Тебе такого кресла никогда не видать, потому что ты смысла жизни не понимаешь. Друзей выбирать не умеешь. Вот он...— кивнул на Олега,— умеет выбирать друзей. Он был в Америке и знает, что против силы умный человек не идет. Умный человек знает, с кем надо дружить и кому надо служить. А теперь скажите мне, что вы решили? Кому будете служить: мне или Старроку?..

Катя поспешно ответила:

— Я служить никому не буду — ни вам, ни Старроку.

— Помолчи, женщина! Пусть говорит мужчина. Он умный, и речь его будет другая.

И Олег заговорил. И речь его была легкой, неспешной и даже веселой:

— Я понимаю: свободы мне не видать. Готов сотрудничать с теми, кто обеспечит мне жизнь приятную и достойную.

— Вот видишь, Катуша! Это речь мужа. Он понимает, что свободы нет в природе. У нас президент — и тот не свободен. Хочешь жить, умей разглядеть, кто сильный и у кого деньги. А теперь, дорогой Олег Каратаев, говори свои условия.

— Как я понимаю,— продолжал Олег, будто и не слушал Автандила,— от меня будут ждать денег. Я эти деньги готов дать, но моя система имеет силу в том случае, если я буду жить в Москве или не далее, чем в ста километрах от Москвы.

— Пачему? — воскликнул Автандил.

— А потому что сигналы, которые я посылаю со своего компьютера, должны усиливаться специальными установками. Такие установки имеются в Москве.

— Но в Америке...

— В Америке я работал на военной базе. И там были такие установки.

Автандил задумался. Видимо, он планировал переместить Олега подальше от Москвы,— может быть, в Тбилиси, Баку, а может, и в Турцию или Испанию. А тут вдруг такое препятствие. И оно показалось совершенно реальным. Надо было на ходу менять планы.

Олег продолжал:

— Мне безразлично, чьи набивать карманы — Старрока или ваши; я при всех обстоятельствах не забуду и своих друзей, но я должен иметь гарантии безопасности, свободной жизни для себя и своих близких.

— Будет такая гарантия! — воскликнул Автандил.— При одном условии: ты признаешь одного хозяина. Не признаешь — будут резать. И никакая Муха не поможет. Муху тоже будут резать.

— А Старрока? — подала голос Катерина.

— Старрок?.. Пойдет в Бутырку...— к Ибрагиму.

— А уж с этим... извините, согласиться не могу. Еврей в России не подсуден.

— Как это — не подсуден?

— А так. Вы слышали, чтобы у нас где-нибудь судили еврея? Нет такого, и не может быть. У нас всюду — и в прокуратуре, и в судах непременно еврей найдется. Он-то уж поднимет шум, и такой, что у самого президента голова пойдет кругом. Потому у нас и самые страшные преступления не раскрываются. Куда ни сунется следователь — там или чеченский, а чаще всего еврейский след находит. Ну, и закрывает свою папку.

— Да, это именно так. Мы знаем с тобой, Катуша, что так оно и бывает. Ты наш канал не упомянула — милицейский. А и в милиции теперь старроки сидят. И все-таки, Ибрагим запер на ключ Гусинского. Телевизор дал в камеру, и рыбу с картошкой жарил, но ключ от камеры у себя в кармане держал. Скоро и Старрока туда сунут. Мы с тобой, Катуша, его место займем: я — начальник, ты мой заместитель.

— А Каратаева? Так и будем здесь в лесу держать, как графа Монте-Кристо?

— Каратаева?.. А это от него зависит, кому хочет служить: сынам Кавказа или гражданам Израиля? Пусть выбирает.

— Я уже выбрал! — сказал Олег.— На Кавказе девочки красивые есть — вот как эта, которая нам чай подает. Вино там есть, люди хотя и кинжал под полой носят, но если ты ему кацо, он тебя не тронет. Жалко, что нет на Кавказе мощных усилителей сигналов, жил бы я на вершине Казбека.

Потеплело сердце Автандила, сел он в угол дивана, закинул нога на ногу:

— Давайте говорить о деле. Но только Катушу попросим пойти к себе. Она женщина, зачем слушать мужской разговор?

— Мне майор Катя не мешает, наоборот, я хочу, чтобы она была в курсе всех моих дел. Она — мой командир и во всем советчица.