Он решил отправиться в путешествие по Африке и пригласил своего старого друга Фрэнсиса Шауэринга составить ему компанию. Они купили подержанный «лендровер» и отправились колесить по черному континенту. Сэлли помрачнела, когда он сказал ей, что ему нужно время, чтобы все обдумать, что ему хочется вырваться на простор. Впервые в жизни он поступал, повинуясь своим желаниям.

Его несколько пугала перспектива оставаться наедине с собой под бескрайним африканским небосводом, но он надеялся, что если сможет вглядеться в себя пристальней, научится принимать себя таким, какой он есть, то обретет силы, которые ему были так нужны. Он помнил, как скрупулезно изучает себя Диана, какому дотошному анализу подвергает она свои эмоции, и думал, что если последует ее примеру, то сможет еще на что-то надеяться в этой жизни.

Со школьной скамьи он был обременен чувством долга. Впервые в жизни он был свободен и мог подумать о себе. С тех пор как отец оставил их, его не покидало чувство ответственности перед матерью, перед сестрами, потом перед Дианой, а теперь — и перед Сэлли. Он ушел из армии и больше не отвечает за судьбы своих подчиненных и может со спокойной совестью путешествовать, оставив позади женщин, свой полк и королевское семейство. Он ощутил огромное облегчение в компании Фрэнсиса, который был, возможно, единственным человеком, его понимавшим. Ему было с ним легко и просто делить тяготы путешествия: ставить ежедневно палатки, заготавливать провизию. Конечно, все это не могло не напоминать ему военные учения, с той лишь только разницей, что привычка к самодисциплине и навыки жизни в аскетических условиях теперь, когда он был предоставлен самому себе, приносила свои плоды.

Более подходящего спутника, чем Фрэнсис, трудно было представить себе: он ни о чем его не спрашивал, не вынуждал его касаться тем, обсуждать которые Джеймс был еще не готов, — словом, не мешал ему жить. Когда Джеймсу хотелось пооткровенничать, он внимательно выслушивал, но не спешил судить. Достаточно было одного его присутствия, чтобы ощутить дружеское тепло.

Проводя иногда целые дни за рулем, часто в полнейшем молчании, Джеймс имел достаточно времени для размышлений. Как ни странно, но девственная природа Африки действовала на него благотворно. Он устал от привкуса опасности — всю свою сознательную жизнь он ходил по краю пропасти. Часами вглядываясь в широкий открытый ландшафт в надежде разгадать таинственную притягательность этих мест, он пытался понять и свою суть. Он так долго стремился быть таким, каким все вокруг хотели его видеть, что утратил реальное представление о самом себе. Он знал, что может сделать других счастливыми, но не имел ни малейшего представления, как сделать счастливым самого себя.

Через два месяца Фрэнсис затосковал по своей семье, он заявил, что не может больше ни минуты находиться вдали от жены и детей, и уехал. Но Джеймс еще не достиг намеченной цели, не обрел себя и решил продолжить путь самостоятельно. В конце концов, он едва ли будет чувствовать большее одиночество, чем сейчас. Физической опасности он не боялся, ничто не могло ему нанести более глубокой раны, чем та, которую он тщетно пытался залечить. Физические невзгоды могут только помочь, притупляя душевные муки.

Проведя в путешествии всю осень, Джеймс в начале декабря вернулся в Англию. Но лучше ему не стало. Он так и не разобрался в себе окончательно. Боль и унижение, которые ему принесли любовь к Диане и попытки помочь ей, а потом изгнание из армии, заставили его замкнуться так основательно, что даже ему самому не было доступа к тайникам своей души. Ему казалось, что люди уже никогда не поймут его правильно, ему никогда не удастся оправдаться в их глазах, и он всегда будет объектом для сплетен и насмешек.

В Англии его ждал скандал по поводу их отношений с Сэлли Фейбер. Дэвид Фейбер пошел на беспрецедентный шаг — он объявил во всеуслышание в Палате общин, что решил подать на развод с женой из-за ее связи с Джеймсом. И хотя впоследствии он отказался от своих слов, скандал уже нельзя было замять.

По приезде Джеймс сразу же встретился с Сэлли, желая объясниться и сказать, что не может дать ей того, чего она хочет. Это привело к слезам и взаимным упрекам. И тут последовало заявление ее мужа. Джеймс поспешил к ней, но ей было мало одного сочувствия, а ничего большего он уже не мог ей предложить. Он совершенно растерялся и не знал, как себя повести.

Еще в Африке Джеймс узнал, что принц и принцесса Уэльские решили жить раздельно. Он позвонил Диане, чтобы поздравить ее. Он был искренне рад за нее — ее мечты сбылись. Быть может, она наконец-то найдет свое счастье и покой, которых так добивалась.

Голос Дианы звучал сухо и безрадостно. Когда Джеймс сказал, что он в восторге от того, что она добилась, чего хотела, она ответила, что сомневается в том, что она вообще когда-нибудь сможет получить желаемое. Она сомневается, что когда-нибудь сможет быть действительно счастливой. Она чувствует, что избрала верный путь, но не знает, сможет ли дойти до цели.

В отсутствие Джеймса Диана поняла, что ее отношения с ним в действительности были как раз такими, какими ей бы хотелось, чтобы были отношения с Чарльзом. Как это ни прискорбно, ей пришлось признать, что она повторила свою ошибку и только разбередила старые раны. Ведь она в Джеймсе хотела найти силу, но он оказался так же слаб, как и Чарльз.

Есть ли вообще на свете принц, достойный ее? Быть может, она сбилась с пути, но она уже достаточно наказана. Она так долго страдала. Виновата ли она в том, что обратилась к Джеймсу? Разве то, что, отвергнутая Чарльзом, она нашла в себе силы на новое чувство, может служить обвинением ей? Так ли она виновата, что искала немного радости и счастья? Разве не понятно, что, если бы муж не оттолкнул ее, она бы никогда сама не изменила ему?