Наши модели различных летательных аппаратов не висели в забытьи на стенах и не пылились в шкафах, ожидая очередных соревнований. Мы популяризировали любимый вид спорта. Стремились умножить ряды его приверженцев. И не только это. Для наших авиамоделистов, совсем юных ребят, одно лишь слово зрителей «молодец» значило очень и очень много.

Взяв с собой модели, мы часто отправлялись на заводы, где в обеденный перерыв показывали их рабочим. Не всегда нас встречали с энтузиазмом, с распро-. стертыми объятиями. Поначалу слушали нас невнимательно, а то и делали вид, что не замечают. Дела, мол, заботы. Но когда мы переходили от рассказа к показу, тут уж был желаемый эффект. Вокруг моделей толпились рабочие, осматривали, трогали, спорили.

— Говорят, что летают.

— Да ну?!

— Кто говорит! Они же говорят.

— Как он полетит? Маленький. Фанерный. И часто — конфуз. Запускаем модель — ничего не выходит. А то потарахтит-потарахтит, а лететь не хочет. Но уж когда нам действительно удавалось запустить хотя бы одну из моделей, это приводило всех в восторг. Потом мы так и готовились: расшибемся, но хоть одну пустим в полет.

Как-то на одном из таких авиамодельных аттракционов пожилой рабочий спросил:

— Где вы их берете, эти самолетики?

— Как где? Сами делаем.

Он на это лишь улыбнулся в свои седые усы. Было видно — не верит.

А через неделю к нам пожаловали гости.

Это было в воскресенье. Выходной. Но рабочий день в авиамодельной лаборатории был в полном разгаре. В дверь постучали. К нам всегда входили без стука. Мы, конечно, этому удивились. Ну, думаем, злодей, — шутит. Бросили работу — покажись! Стук повторился. Молчим. Ждем. И тут дверь открылась, и мы увидели уже знакомого нам рабочего с седыми усами. А с ним еще трое — помоложе.

— Не ждали? — спрашивают. — Ну, принимайте гостей, что же вы стоите, как из фанеры вырезанные.

И действительно, мы растерялись. Но гости сами выручили нас. Они разделись, сложили одежду на верстак, уселись на табуретки, которые мы не догадались им предложить.

Беседа вначале не клеилась. Но вскоре мы освоились — ведь у себя дома. Надо принимать гостей! Мы показали им все, что могли: модель за моделью, пест роенные руками наших ребят. Гости удивлялись, восхищались и... снова не верили. Чтобы полностью рассеять их сомнения, мы изготовили некоторые детали тут же, при них.

— Время шло быстро. Все были довольны. Но пришла пора и уходить. Рабочие засобирались. Благодарили нас.

— Вот что, ребята, — говорили они, прощаясь. — Дело у вас нужное, интересное. Мы вам поможем инструментом, материалами для моделей. Приходите завтра на завод.

Мы не заставили себя ждать, и на второй день несли с завода все, что нам дали, нужное и ненужное, из расчета — в хозяйстве все пригодится...

Многое из того времени вспоминалось в первые дни войны.

...И здесь, на аэродроме, мы учебе отдавались полностью, до конца. Понимали, что это для нас в настоящее время — выполнение, боевой задачи. Но все чаще и чаще среди летчиков раздавались голоса:

— Воевать пора.

— Можно ведь и учиться, и воевать.

Эти разговоры дошли до полковника Новодранова.

Он собрал летный состав.

— Разве, не ясна боевая задача, товарищи? — обратился он.

— Ясна.

— К чему тогда эти разговоры? Учиться и учиться надо. Осваивать технику. Сживаться с машиной. Недоучку собьют при первом же вылете. — Командир помолчал. Затем продолжил другим тоном: — Есть приказ о перебазировании.

Значит, ближе к бою, к войне, к фронтовой работе!

— Начал с учебы я неспроста. Можно сказать, машину мы освоили. Но предела для совершенствования нет.

Прощай, Воронеж. Сегодня перебазируемся на другой аэродром. Полк вливается в состав дивизии тяжелых бомбардировщиков, которой командует прославленный летчик Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов.

И здесь тренировки не прекращались. Необходимость их стала еще более очевидной, когда Новодранов вернулся из Москвы и сообщил о том, что Ставка Верховного Главнокомандования возлагает на нас ответственную задачу: совершать налеты в глубокий тыл врага, бомбить его важнейшие объекты — заводы, железнодорожные узлы, аэродромы.

— Придется покрывать расстояния, еще недавно считавшиеся рекордными, — говорил командир, — преодолевать сопротивление сильной противовоздушной обороны противника.

Мы были готовы ко всему и с нетерпением ждали первых вылетов. Все рвались в небо, чтобы уничтожать врага. Жгучая ненависть переполняла сердца.

По радио, в печати ежедневно сообщалось о зверствах фашистов, о массовых расстрелах советских людей. Погибшие взывали к мести, к расплате. Глядя на товарищей, двадцатилетних парней, я видел, как они менялись буквально на глазах. Исчезла былая залихватская удаль. Правда войны сурова и беспощадна. Исчезло представление о легких схватках с врагом. Так зарождалась, приходила бойцовская зрелость.