— Да... Вот уж служба скоро... Знаешь, отец Валериан, я иногда за собой замечаю... Часто я людей по внешнему виду оцениваю... Иногда думаю про человека: какой он самоуверенный да надменный... И за что его только привечают в обители... А Господь и Пресвятая Богородица зрят в самое сердце. Человек-то, может, к Пресвятой как ребёнок к родной матери приезжает... От души на монастырь жертвует... И Она его утешает—ласкает, как младенца по голове гладит... Да... А я в осуждение впал...

— Отец Захария, простите, помолитесь обо мне!

И старец улыбнулся, благословил инока и положил ему на голову свою большую тёплую руку.

Из храма вышел Вениамин Петрович, как обычно сдержанный, суровый. Почтительно поклонился отцу Захарии, легонько кивнул отцу Валериану. И в этом лёгком кивке не было надменности. Просто небольшой дружеский поклон. И отец Валериан тоже дружелюбно поклонился в ответ.

А обитель потихоньку оживала: распахивались двери келий, слышались голоса братии — все собирались на всенощную.

Розпрягайте, хлопци, коней!

В монастыре количество трудников менялось в зависимости от времени года. Летом трудников было больше: хорошо в тёплую пору на свежем воздухе поработать, в реке после послушания искупаться. А зимой трудников обычно оставалось меньше.

И вот как-то, дело к лету шло, и трудники уже заполнили всю монастырскую гостиницу, отец Савватий благословил келарю, отцу Валериану, трёх работников в помощь: перебрать картошку прошлогоднюю, почистить овощной подвал.

Заходит отец Валериан в келью монастырской гостиницы, а там как раз три трудника сидят, чаи гоняют.

— Отец Валериан, посиди с нами! Мы вот тут про национальные особенности спорим!

— Это как?

— Да вот, какая нация самая умная?

— Какая самая умная — это я не знаю, а вот самая хитрая —хохлы! Был у меня друг, парень отличный, но вот хи-и-трый!

Тут один трудник и говорит мрачно:

— Так-та-а-к! А я, между прочим, Беленко!

Второй угрюмо в разговор вступает:

— А я—Дмитриенко!

Поднимается третий, ростом под потолок:

— А я Самойленко! Вот и познако-о-мились!

Попятился отец Валериан к выходу.

— Отец Валериан, чего приходил-то?

— Да так я, мимо шёл...

Через полчаса игумен Савватий, проходя мимо трапезной, заглянул в подвал: там, в одиночестве, отец Валериан перебирал картошку и грустно пел:

— Розпрягайте, хлопщ, коней, та й лягайте спочивать...

Жареная картошка на зиму

Отец Валериан, кроме своего послушания келаря, занимался обычно и заготовкой на зиму: закатывал банки с огурцами и помидорами, выращенными заботливо в монастырской теплице. Помидоры во рту таяли, огурчики хрустящие в пост шли на ура. Братия утешалась, и самому отцу Валериану это послушание было по душе: читаешь себе молитву и с любовью баночки закатываешь — как будто немного лета с собой в зиму берёшь.

Вот и сегодня собирался инок закатать несколько банок на зиму. Г орела лампадка перед иконами, на кухне и в трапезной было пусто, чисто и уютно. Отец Валериан не спеша, с молитвой, чистил лук и чеснок, помытые огурцы ждали своего часа, когда зазвонил старый телефон, стоящий на холодильнике. Игумен Савватий пробасил:

— Отец Валериан, ты как раз в трапезной, такое дело, нужно картошку на зиму пожарить. День-то сегодня постный. Ты прямо сейчас пожарь.

И трубку положил. Отец Валериан задумался. Огурцы на зиму солил, помидоры на зиму закатывал. Картошку на зиму не жарил... И при чём тут постный день?

Призадумался инок крепко. В трапезную забежал послушник Дионисий, протянул шланг, собрался воду качать в большой бак из колодца. Спросить или не спросить? У послушника спрашивать — годится ли иноку? Отец Валериан смирился и, смущаясь, спросил:

— Брат Дионисий, на зиму картошку нужно пожарить. Ты никогда не жарил? Как-то по-особенному нужно, наверное, жарить?

— Назиму? Да, я слышал, что приехал сегодня в гости Назим Иванович, наш старый благодетель, помнишь, помог нам с теплицей? А картошку... Отец Валериан, я не понял вопроса... Почему по-особенному?

Отец Валериан облегчённо вздохнул:

— Да так это я, брат Дионисий, просто вслух размышляю: картошку, дескать, надо Назиму Ивановичу пожарить...

И отец Валериан стал бодро чистить картошку.

Квасота!

Пришло время покоса, и вся монастырская братия целую неделю трудится в поле. Покос далеко от монастыря, и игумен Савватий каждый день привозит обед и целую флягу душистого, ароматного, холодного монастырского кваса. Эх, хорош квасок! Выпьешь кружку — кажется, сил прибавилось.