41. Буденный С.М. (1883—1973) — командующий Первой конной армией (вахмистр), русский, из крестьян, член РКП (б).

42. Щелоков Н.К. (1887—1941) — начальник штаба Первой коиной армии (полковник), русский, из казаков.

43. Оськин Д.П. (1892—1934) — командующий Приволжским военным округом (штабс-капитан военного времени), русский, из служащих, член РКП (б).

44. Кадомский Д.П. (1867—19??) — начальник штаба ПриВО (Генштаба генерал-майор), русский, из мещан.

45. Панцержанский Э.С. (1887—1937) — начальник ВМС РККА (лейтенант флота), поляк, из служащих.

46. Домбровский А.В. (1882—1954) — начальник штаба ВМС РККА (Генштаба капитан 1-го ранга), поляк, дворянин.

47. Викторов М.В. (1894—1938) — командующий Морскими силами Балтийского моря (лейтенант флота), русский, дворянин.

48. Векман А.К. (1884—1955) — командующий Морскими силами Черного моря (капитан 2-го ранга), немец, дворянин.

Как это видно из сопоставления списка персоналий, состав военной элиты к марту 1923 г. в целом остался неизменным.

В ее состав были введены Корк, сменивший Шорина в должности командующего Туркестанским фронтом, Андерс, новый начальник штаба ВСУК и УВО, Знаменский, возглавивший вместо Сергеева ВВС РККА, и новый его помощник Петражицкий.

Из 48 «генералов» теперь 29 были русскими (60%), 6 поляков (12%), 6 немцев (12%), 3 латыша (6%), 1 литовец (2%), 1 эстонец (2%), 1 молдаванин (2%), 1 азербайджанец (2%). По сравнению с маем 1922 г. несколько снизился % русских в составе военной элиты.

4 «генерала» в возрасте до 30 лет (8%). 22 генерала имели возраст от 31 года до 40 лет (45%) . 14 «генералов» — от 41 года до 50 лет (29%). 6 «генералов» — от 51 года до 60 лет (12%). 2 «генерала» — свыше 60 лет (4%). Средний возраст «генералов»— 41 год. Таким образом, средний возраст военной элиты — немного старше.

По социальному происхождению 18 «генералов» были дворянами (св. 37%), в том числе 6 из древних родов (12%); 5 из офицерской семьи (10%), 9 из служащей интеллигенции (св. 18%), 9 из мещан (св. 18%), 4 из крестьян (8%), 1 из рабочих (2%), 1 из казаков (2%), 1 сын унтер-офицера (2%). Социальный состав остался почти неизменным.

39 «генералов» были из кадровых офицеров старой армии (81%) и имели нормальное военное образование (военное училище мирного времени).

9 из них были генералами (св. 18%), 18 подполковниками и Полковниками (37%) и 11 — офицеры от подпоручика до капитана (22,9%), в том числе 9 вышли из императорской лейб-гвардии (18%) и 4 морских офицера (8%).

29 «генералов» окончили Академию Генерального штаба (в том числе 4 были «причислены к Генштабу» в 1920— 1922 гг.) (60%).

3 «генерала» были офицерами военного времени (1 «причислен; к Генштабу») (6%).

2 из солдат (4%) и 2 не служили (1 «причислен к Генштабу») (4%). ;

Всего «генштабистов» среди «генералов» было 31 (64,5%). В целом их доля среди «генералов» почти не изменилась по сравнению с 1922 г.

Из 48 «генералов» 11 были членами партии (22,9%). Доля «партийных» среди «генералов» сократилась на 10%. Соответственно, ок. 80% «генералов» были беспартийными. В 1922 году они составляли 74%.

«Креатурные» параметры остались неизменными. Вместо выбывшего Н. Какурина в составе военной элиты оказалась фигура А. Корка — «креатуры» М. Тухачевского и С. Каменева, хотя относительно увеличилась доля «креатур» Тухачевского (17%) ив целом «ленинистов» (54%).

Таким образом, 77,8% «генералов» оказались ангажированными ведущими политическими деятелями.

2

Командный состав и военная элита Западного фронта в 1922—1924 гг.

Социокультурная среда комсостава и военной элиты Западного фронта была, несомненно, одним из информационных и социоментальных «полей», где формировалась и аккумулировалась «бонапартистская легенда» и «наполеоновская репутация» Тухачевского.

Особого внимания заслуживают обстоятельства возвращения Тухачевского на должность командующего Западным фронтом 24 января 1922 г. Выступления Троцкого в это время, в которых нарочито говорилось о подготовке новой интервенции с Запада против Советской России, как бы мотивировали это событие. Однако, согласно разведсводке ИНО ВЧК от 10 февраля 1922 г., никаких определенных намерений со стороны Польши начать военные действия против РСФСР не бьио замечено492. Более того, в разведсводке ИНО ВЧК от 13 апреля 1922 г. сообщалось: «Польша не намерена в своей русской политике идти рядом с Румынией, напротив, она определенно склоняется к русофильской политике Балтийских государств. Польша считает, что в случае вторжения советских войск в Румынию, поскольку это будет результатом провокации со стороны Врангеля, поляки должны сохранить нейтралитет»1.

Таким образом, несмотря на всю сложность и напряженность отношений между РСФСР и Польшей, советское руководство не имело достаточных оснований для того, чтобы ожидать нападения Польши на Советскую Россию в 1922 г. Гораздо большее беспокойство могли вызывать отношения РСФСР с Румынией. Согласно уже цитировавшейся разведсводке ИНО ВЧК от 10 февраля 1922 г., опиравшейся на информацию из зарубежных правительственных кругов, «в румыно-русских взаимоотношениях назревает очень серьезный конфликт-»493 494. Конфликт этот, как полагали в западных политических кругах, вызван был отказом румынского правительства удовлетворите требования РСФСР, «чтобы обе договаривающиеся стороны объявили о своем взаимном нейтралитете. Румыния не могла пойти на это предложение ввиду того, что она связана договором с Польшей, согласно которому в случае нападения Красной Армии на Польшу Румыния должна объявить войну Совроссии. Нежелание Румынии дать обещание о нейтралитете и было главным образом причиной разрыва между ней и Совроссией-»495. В этом контексте вновь всплыл вопрос о Бессарабии и ее возвращении в состав Советской Украины: