Шрифт:
– Что собой представлял Крис Бергман? – Эрику Ягеру казалось, что Рул не прочь побеседовать.
Рул взял масленку, выдавил несколько капель масла на тщательно вычищенные ножницы и снова принялся их чистить.
Эрику Ягеру, который тоже оставлял где попало свои садовые инструменты или запихивал их куда-нибудь в угол, нетрудно было себе представить, что такая привычка Криса не способствовала хорошим отношениям со старым садовником.
Рул между тем раздумывал над заданным ему вопросом.
– По-своему неплохой был парень, если считать, что такого сорта ребята вообще чего-то стоят, скажу я вам, менеер.
Судя по всему, Рул решил пока оставить себе лазейку.
Эрик Ягер кивнул, словно понял, хотя на самом-то деле не очень. А Рул продолжал:
– Он был чертовски упрямый, своенравный. Когда я весной учил его, как надо подрезать розовые кусты, чтобы получилась форма вазы, он сделал по-своему: дескать, и без тебя знаю – и чуть не погубил все цветы. До смерти жалко, коли сам работаешь с душой. И таких случаев было немало. В садоводстве он ни шиша не смыслил, но это бы еще полбеды, если б он прислушивался к тому, чему его учат. Я иной раз даже удивлялся, зачем он выбрал себе это занятие.
Эрик Ягер приехал сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать садоводческие таланты Криса, но последнее замечание его заинтересовало, и он решил копнуть поглубже.
– Может, он считал, что лучше хоть какая-нибудь работа, чем вообще никакой? – осторожно спросил он.
– Это конечно, – согласился Рул. – Но в последнее время он работал спустя рукава и надо было постоянно держать его в руках. Раньше он старался и работал охотно, но в последнее время валял дурака.
– С каких пор? Рул подумал.
– Месяца два-три.
– Он, значит, не годился для такой работы? Рул покачал головой.
– Сад любить надо. Тогда дело пойдет. Парень был молодой, здоровый, только вот приложить руки к работе не хотел. Очень уж избалованная нынче молодежь. Раньше до седьмого пота вкалывали, чтобы с голоду не подохнуть, а теперь у них всегда найдется что пожрать.
Он строго взглянул на Ягера, и тот одобряюще кивнул головой. Пусть старый садовник выскажется – может, удастся что-нибудь выведать.
– В мои молодые годы, поверите ли, не так было, – продолжал Рул, с воодушевлением оседлав любимого конька. Наконец-то нашелся человек, который его слушает! Он даже сел на скамью напротив инспектора, вынул кисет, достал щепотку табаку и сунул его в рот. – Моя мать умерла, когда мне было всего три месяца, а отца я потерял, когда мне было девять лет. Случилось это в четырнадцатом году. До тех пор нас с сестренкой и братом воспитывала экономка. И заботилась о нас, как только могла. А когда умер отец, доходы иссякли. У нашей воспитательницы не было денег, чтобы нас прокормить, и тогда о нас позаботились родственники. Упаси господь от таких благодеяний. Меня отдали в крестьянскую семью, и уже в пять утра я начинал доить коров. Доить коров и чистить хлев. Маленький был, а сколько навозу перетаскал – боже ты мой! А в сенокос меня не пускали в школу, чтобы я помогал в поле. Карманных денег не давали, надо было зарабатывать своим горбом, на побегушках у других людей. И не думайте, что тогда смели заикнуться насчет плохих условий труда, как сегодня. Впрочем, вам не пришлось испытать такое, ведь вы прожили на свете на добрых четверть века меньше моего.
Через открытую дверь он посмотрел в сад, и Эрик Ягер взглянул туда же. Луна только что поднялась над вершинами деревьев. По небу плыли последние обрывки туч.
– Вы ведь часто беседовали с Крисом? – произнес Эрик Ягер. Парень наверняка не раз слыхал эту историю.
Но мысли Рула, видимо, шли иным путем.
– Да уж, что-что, а поговорить он любил, и, должен сказать, нрав у него был добрый. Хотя иной раз, бывало, и ругался – на людей, у которых много денег. Дескать, больно высоко заносятся.
– Например, семья Хохфлигер?
– Точно. Я в таких случаях стыдил его, ведь хозяин платил ему вполне прилично. А он в ответ: «Не хватало еще, чтоб он платил мало». На его лице появлялась неприятная ухмылка, волей-неволей подумаешь, что у парня рыльце в пушку. «Ведь менеер очень много работает», – говорю. «А вы что, меньше его трудитесь, – отвечает он, – и что толку?» «Толк есть, – говорю, – я доволен тем, что имею. Вот если б вы, молодые, довольствовались тем, что имеете, вы бы могли неплохо устроить свою жизнь». И я ему рассказывал, как было раньше.
Эрик Ягер энергично закивал, опасаясь, что старик начнет все сначала.
– Ну а потом он, конечно, распространялся насчет безработицы среди молодежи, – продолжал Рул. – «Конечно, это чертовски досадно для тех, кто хочет работать, – говорю я ему. – Но вашему брату хоть жратвы хватает, а у нас, если сидели без работы, и этого не было».
– Он что, интересовался социальными проблемами? – спросил Ягер.
Голубые глаза садовника смотрели на него задумчиво.
– Сомневаюсь. Только лишь в той мере, в какой они касались его самого и тех, с кем он дружил.