Шрифт:
– Впрочем, она и раньше не была особенно интеллектуальной, – сказал Фильчиков, шумно переводя дух.
– Ксения? – переспросила Василиса.
– А кто ж еще?
– Может, она умом и не блистала, – уточнила Сусанина, – зато была спокойной, исполнительной и любила поесть.
– Особенно мороженое любила, – вздохнул Рем и посмотрел снизу вверх на прекрасное лицо бухгалтерши.
– С орешками и взбитыми сливками.
– Может, нам предложить ей мороженое со сливками – и она будет петь? И еще зайчика плюшевого? Может, задача гораздо проще, чем нам кажется? Ей же всего девятнадцать.
Мгновение они глядели друг другу в глаза.
– А как предложить-то? Они ж спят. Под дверь просунуть? В окно забросить? – пробормотал продюсер, с трудом отрывая взгляд от Василисы.
«Какая она красавица, – подумал он невпопад, – как и полагается Василисе Прекрасной».
– Как предложить – не знаю, – честно сказал Фильчиков, – и даже не знаю, что именно надо предложить Дюк, чтобы она согласилась петь. Но пока Ксения не пообещает к десяти часам явиться в студию, мы отсюда не уйдем. И даже если пообещает, не уйдем, а дождемся утра и отведем ее в студию за руку.
– Мы, может, и не уйдем, – сказала Вася, ужаснувшись перспективе сидеть тут, под дверью, без еды и минимальных удобств, – но они могут не выйти из квартиры до этого времени – и все. Более того, скорее всего, они не выйдут.
Рем молчал. Отчаяние вновь начало овладевать им.
– Может, нам стоит найти другую сладкоголосую сирену, пусть она споет вместо Ксении, – неуверенно предложила Василиса Николаевна.
– Серену, – поправил Рем, – через букву «е» пишется (и был не прав).
– Серену, – согласилась Сусанина, – а с тем, что права на бренд «Ксения Дюк» принадлежат Ксении, мы разберемся. Например, можно пустить слух, что Дюк вступила в коммунистическую партию и поменяла имя. На… на… Ванессу Арманд, к примеру.
– Инессу, – уточнил Рем, – Арманд звали Инесса, а не Ванесса. Тебя привлекают исторические аналогии?
– Нет, – ответила Василиса и насупилась.
Рем посмотрел на нее. Темные ресницы Сусаниной трепетали.
– Дразнили тебя в детстве? Да? – тихо спросил ее продюсер. Он подошел к двери и нажал на звонок, который опять запел заливисто и энергично.
– Дразнили, – кивнула Василиса и обхватила плечи руками с длинными тонкими пальцами.
– Как? – полюбопытствовал Рем, которого в школе называли «Рембо», но это было совсем не обидно.
– Сусаниным, – вздохнула Василиса Николаевна. – Вместо «Василиса Сусанина» меня называли «Вася Сусанин». На мужской манер.
Их глаза снова встретились. За последние две минуты Василиса и Рем стали намного ближе друг другу.
В кастрюльке, закипая, булькала вода. Рома стоял на пороге кухни.
– И еще о мужском алкоголизме, – говорил он, пытаясь поменять тему. Тряпкин категорически не желал, чтобы разговор вернулся к глазам и талии Майи. – Мужчина-алкоголик не ощущает поддержки. Пить начинает тот, кто понимает, что его не ценят, а только эксплуатируют. Что никому не нужен он сам, его душа. Окружающих интересует только то, что он может сделать, плоды его труда. Это низводит мужчину до положения чернорабочего. Или, для разнообразия, банкомата.
Майя демонстративно подняла руки вверх и заткнула пальцами уши.
– Главное – душа, – продолжил Тряпкин как ни в чем не бывало. – Современные женщины меркантильны, ориентируются на деньги, оценивают мужчину по толщине кошелька, считают зазорным платить за кофе, который пьет их любимый человек, и за сигареты, которые он курит. А ведь это так приятно – заботиться о возлюбленном, делать для него что-то хорошее, удовлетворять его потребности, эмоционально поддерживать…
Майя вытащила из ушей пальцы и бросила на любимого мужчину гневный взгляд.
– Полина же платила, – напомнила она, – даже машину тебе подарила, а уж о кофе и сигаретах и вопросов не было.
Вместо ответа Роман поковырял пальцем в зубах.
– Ты вспоминаешь о ней? – спросила Майя, почувствовав укол ревности.
– Бывает, но редко, – ответил Тряпкин. – У нас не было душевного контакта.
Он встал, подошел к девушке, обнял и притянул ее к себе, зарываясь носом в пышные волосы. – Я люблю тебя, милая моя. На самом деле у тебя самые замечательные глаза и талия на свете. И я надеюсь, что, когда мы поженимся, ты возьмешь мою фамилию.
– Ой, а я как тебя люблю… Просто невозможно! – сказала Майя, мгновенно тая в его объятиях. – Какое счастье, что мы встретились.
– И теперь наше небо в алмазах?
– Да.
– Предупреждаю, я не идеален.
– Я тоже. Никто не идеален. У всех свои тараканы. Любить идеального человека очень просто.
– Конечно, – кивнул Роман. – Полюбить нас толстенькими, худенькими сможет каждый. Не помню, кто это сказал, но мне понравилось.
Они еще раз обнялись, и Рома нежно поцеловал будущую мадам Тряпкину.