Шрифт:
Шерстяной балахон стал тяжелым от снега и нисколько не защищал мои голые ноги. В конце концов я потерял равновесие и, прижимая к груди больную руку, упал и покатился вниз по склону. Несколько мгновений я просто лежал на снегу, пытаясь отдышаться, но потом заставил себя встать – и вдруг увидел желтый огонек внизу в долине.
Я стоял и смотрел на него, изо всех сил пытаясь понять, что это такое. Огонек явно подпрыгивал в руке идущего куда-то человека. Вполне возможно, что Бледная Женщина послала своего слугу наверх. Но что еще они могут мне сделать? А вдруг это из нашего лагеря? Или кто-то совсем чужой?
Я заорал, стараясь перекричать вой ветра, и фонарь остановился. Тогда я завопил изо всех сил, потом еще раз и еще, и фонарь поплыл в мою сторону. Я послал благодарственную молитву богам, любым, готовым принять участие в моей судьбе, и заскользил вниз по склону. С каждым сделанным шагом я соскальзывал вниз на целых три и вскоре уже бежал вперед, стараясь перепрыгивать через снег, чтобы не рухнуть в него лицом. Фонарь замер у подножия скалы.
Но когда я был уже достаточно близко и даже смог разглядеть очертания мужчины, держащего в руках фонарь, он снова двинулся вперед. Он от меня уходил. Я закричал ему вслед, но он не остановился. Меня переполняло отчаяние, я не мог идти дальше, но понимал, что должен. У меня стучали зубы, все тело болело, словно холод заставил ныть синяки, полученные во владениях Бледной Женщины, а этот тип решил оставить меня здесь! Я всхлипнул и, спотыкаясь, побрел за незнакомцем. Еще два раза я принимался звать его, но он не обращал на меня внимания, тогда я попытался ускорить шаг, но это не помогло. Наконец я добрался до места, где он на мгновение задержался, а потом побрел по его следу, идти стало заметно легче.
Не знаю, сколько я шел. Мне казалось, что темнота, холод и боль в плече, ночь и ледяной ветер никогда не отступят и мне не суждено найти своих. Ноги сначала отчаянно болели, а потом я перестал их чувствовать, колени обжигал снег. Я плелся за незнакомцем по склону холма, вдоль горного кряжа, спустился в лощину, с трудом пробираясь через глубокий снег, снова начал медленный подъем на другой склон. Я не знал, остались ли у меня на ногах мои легкие сапожки. Шерстяной балахон, облепленный замерзшим снегом, развевал ветер. Но я ни на секунду не забывал о Шуте, прикованном к дракону, представлял себе, как он из последних сил старается не прикасаться к камню, который готов пожрать его человеческую сущность.
И тут неожиданно фонарь остановился. Мой проводник ждал меня на вершине горного хребта, на который я, едва переставляя ноги, поднимался. У меня болело горло, но я снова закричал и постарался идти быстрее. Медленно, очень медленно я шел к нему, наклонив голову и пытаясь хоть как-то защитить лицо от порывов злого ветра, разгулявшегося на свободе. А потом я поднял голову посмотреть, сколько еще мне осталось идти, и увидел, кто держит фонарь в руке и поджидает меня на вершине. Черный Человек.
Меня наполнил ужас, не имеющий имени, но я сказал себе, что, раз уж я столько времени за ним шел, у меня нет выбора и нужно идти дальше. На одно короткое мгновение я увидел орлиные черты лица, прячущегося под капюшоном, но он тут же поставил фонарь на землю у своих ног и замер на месте. Я же прижал больную руку к груди и упрямо потащился вверх по склону. Свет стал ярче, но я больше не видел Черного Человека, а добравшись до фонаря, обнаружил, что он стоит на каменистом выступе, покрытом тонким слоем снега.
Черный Человек исчез. Осторожно правой рукой я опустил левую вдоль тела, и плечо пронзила острая боль, но я сжал зубы и решил не обращать на нее внимания. Взяв фонарь здоровой рукой, я поднял его повыше и закричал. Но Черного Человека нигде не было, только белый снег, и больше ничего. Тогда я двинулся вперед по его следам, которые привели меня к очередной горной гряде, а за ней, в долине, я разглядел тускло освещенные палатки нашего лагеря и сразу забыл про Черного Человека. Там, внизу, меня ждали друзья, тепло и надежда на спасение Шута. С трудом переставляя ноги и постоянно спотыкаясь, я принялся выкрикивать имя Чейда. На второй раз на мой вопль ответил Лонгвик.
– Это я, Фитц… То есть это Том, это я! – Сомневаюсь, что он понял хотя бы одно слово, поскольку я охрип от крика и сражений с ветром.
Помню, какое облегчение я испытал, когда из других палаток начали выскакивать люди с зажженными фонарями. Я бросился к ним навстречу, упал и заскользил вниз по склону, узнал силуэт Чейда и принца. Среди них не было приземистого Олуха, и внутри у меня все сжалось. Наконец я добрался до первых часовых и снова закричал:
– Это я, Том, пропустите меня, пропустите, я ужасно замерз. Где Олух, вы нашли Олуха?
Неожиданно из-за спин стражников выбрался широкоплечий мужчина и, не обращая внимания на Лонгвика, который пытался его остановить, сделал несколько шагов в мою сторону, и прежде чем он заключил меня в свои медвежьи объятия, я успел вдохнуть такой знакомый с детства запах. Несмотря на боль в плече, я не сопротивлялся. Я прижал голову к его груди и позволил ему обхватить себя руками, впервые за много лет почувствовав себя в полной безопасности. Мне вдруг показалось, что все будет хорошо, все еще можно исправить. Сердце Стаи вернулся, а он никогда не допустит, чтобы с нами что-нибудь случилось.