...Но вот во двор прискакал передовой нукер с известием, что начальник Дагестана подъезжает к аулу и сейчас будет здесь.

Все моментально ожило, засуетилось. Солдаты стали наскоро оправляться, сморкаться, откашливаться... Офицеры расположились подобающим образом, неподалеку от почетного караула, который, оправившись, начал быстро равняться. Когда все было кончено, раздалась команда:

— Смирно!.. Глаза на-пра-во!..

Караул замер на месте.

— На кра-ул!

Дружно, как одно, чикнули ружья, солдаты взяли на караул, и вслед за тем в воротах замелькали всадники, заблестело оружие, заржали борзые кони, и во главе всего этого пестрого кортежа, вслед за знаменщиком и зурною626, въехал во двор генерал на небольшой гнедень-кой лошадке.

Черномазый, худощавый, небольшого роста, в простом общеармейском генеральском сюртуке, с азиатскою шашкою через плечо, он не производил никакого впечатления. Надвинутое на лоб кепи в белом чехле сползало почти до самого носа, — большого носа, армянского типа. Загорелое, запыленное лицо желто-оливкового цвета обрамлено было широкими черными бакенбардами, резко оттенявшими худощавость генерала, его впалые щеки с обозначившимися на них от худобы скулами. Из-под кепи зорко глядели черные выразительные глаза, а крупные губы и большой рот прикрывались широкими черными усами.

Генерал сошел с коня, поздоровался с солдатами и, приняв почетный караул и ординарцев, подошел к группе офицеров, в которой начались разные формальности.

Проделав всю эту неизбежную процедуру, Лорис-Меликов вошел в отведенное ему в нашем доме помещение. После некоторого туалета сервирован был для него завтрак на его половине, так как генерал чувствовал себя с дороги усталым, да и не пожелал тотчас по приезде беспокоить наше семейство.

Приезд последовал около часа дня, а часов в шесть вечера приготовлен был для гостя в нашей зале большой изысканный обед, на который приглашены были: командир батальона подполковник И.К. Мищенко, помощник моего отца по управлению округом майор В.Л. фон Клуген, адъютант капитан Воинов и штаб-доктор К.О. Савич.

Вот тут, за обедом, который я не стану подробно описывать, я совсем уже близко ознакомился с Михаилом Тариеловичем.

Когда все были в сборе, в залу вошел Лорис-Меликов и, сопровождаемый моим отцом, прошел в гостиную, где познакомился с моею матерью и увидел меня и брата моего — в то время гимназистов Тифлисской губернской (по старому титулу) гимназии.

Когда отец мой представил нас нашему гостю, он улыбнулся, подал нам руку и сказал:

— Какие молодцы, — оба в папашу!.. А вот этот (указывая на брата) совсем кавказец, — черный-пречерный... (брат мой был гораздо смуглее меня, что не ускользнуло от зоркого генерала).

После обычных светских любезностей, которыми генерал обменялся с хозяйкою дома, и нескольких минут беседы о совершенном генералом путешествии, о нашей резиденции, о нашем житье-бытье и проч., он был приглашен к закуске, а затем и к столу.

Михаилу Тариеловичу отведено было почетное место — по правую сторону прибора хозяйки, и, когда он начал усаживаться, мы с братом, стоявшие из скромности поодаль, попались ему на глаза. Тогда он, приветливо улыбнувшись, обратился к моей матушке и сказал:

— Вы позволите вашим молодцам поместиться возле меня? Я очень люблю молодежь... А вот этот красавчик особенно приглянулся мне...

И, взяв брата моего за руку, он притянул его к столу и усадил рядом с собою, а меня — рядом с братом. Остальные приглашенные разместились, вероятно, в соответствующем их рангу порядке, что, конечно, нисколько не занимало тогда меня. Все мое внимание сосредоточено было на Лорис-Меликове, оказавшем нам, гимназистам всего-то 4-го и 5-го классов, такую любезность.

За столом Михаил Тариелович был разговорчив, шутлив, весел. Держал он себя до крайности просто, непринужденно, — совершенно по-армейски, или, вернее сказать, по-кавказски...

В день приезда Лориса к нам в Ахты вечерний чай подан был, по его желанию, в его кабинет, где он оставался наедине с отцом моим до поздней ночи, беседуя о делах округа.

На другой день с утра Михаил Тариелович занимался ревизией и всякою канцелярщиной, знакомился с делопроизводством действовавшего тогда гласного суда — «деван-ханэ», где все уголовные и гражданские дела разрешались, а проступки и преступления карались не по российским законам, а по шариату и адату — двум кодексам мусульманского народного суда.

Это смешанное законодательство исходит из двух противоположных начал. Шариат составляет свод правил Корана, основанных на общих положениях религии и нравственности. Он строг и беспощаден, а потому нигде и никогда не имел большого значения и применения среди свободолюбивых горцев. Адат состоит из общепринятых правил, установленных обычаем и освященных временем. Вытекая естественным путем, под влиянием природы, из сложившихся условий жизни полудикого народа, он гораздо более популярен и гораздо чаще применяется у всех магометанских племен Кавказа.