Шрифт:
«18 ноября. Наша вчерашняя атака при поддержке танков успеха не имела. После нашего удара все поле было усеяно трупами».
16 ноября Рихтхофен позвонил генералу Цайтцлеру в штаб фюрера в Растенбурге и с гневом обрушился на него: «И командование, и войска бездействуют... мы так никуда не продвинемся... Надо или воевать, или прекратить атаки вовсе. Если мы не сумеем выправить положение сейчас, когда Волга скована льдом и русским приходится очень тяжело, мы не сможем этого сделать никогда. Дни становятся короче, а погода — хуже». Цайтцлер с ним согласился.
17 ноября Гитлер передал сообщение Паулюсу: «Я знаю, как тяжело вам приходится в Сталинграде... Но теперь, когда Волга замерзает, и русским будет куда тяжелее. Если мы воспользуемся этим моментом, в будущем нам не придется проливать столько крови. Поэтому я рассчитываю, что командиры вновь продемонстрируют свою энергию, которую они не раз проявляли в прошлом, а солдаты станут сража ться с прежней отвагой, чтобы пробиться к Волге, захватить артиллерийский завод и металлургический комбинат и завладеть оставшейся частью города».
К 18 ноября солдаты советской 62-й армии удерживали совсем небольшой плацдарм на западном берегу Волги, но под контролем Советов оставались также поселок-спутник Рынок на севере, часть территории огромного завода «Красный Октябрь», а также большая часть пространства между главным вокзалом и Волгой. Самый длинный участок составлял 20 км. Советские войска сражались, используя подвалы и канализацию. Затянувшиеся уличные бои и крайняя степень разрушения города опустили человеческое существование до примитивного уровня. Немцы, которые олицетворяли раньше тактику молниеносной войны — блицкриг, сейчас были втянуты в раттен-криг (Каиепкпе§) — «крысиную войну».
Многие из прибывавших в Сталинград советских солдат получали подготовленную в штабе Чуйкова листовку с описанием тактики, которая нейтрализует действие превосходной немецкой артиллерии. Их призывали «сближаться с противником», «двигаться ползком», «использовать воронки и развалины», «рыть ночью траншеи, на ночь маскировать их». Те, кто выжил, применяли эти простые правила на практике и стали вегера-нами-фронтовиками, но многие из этих практически необученных солдат так и погибли, не успев покинуть западный берег, дрожа от холода и ужаса, когда немецкие бомбы и снаряды сыпались на их позиции.
«ВОЕННАЯ БАЛЛАДА»
В дни осады Сталинграда, в конце ноября, советский военный корреспондент Алексей Сурков сочинил песню. В официальных кругах последнюю строчку сочли «слишком негативной», но фронтовики нашли в ней выражение своих чувств.
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твои и глаза.
Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами снега и снега,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага.
Шестеро бойцов из гвардейской танковой части написали письмо Суркову, поддерживая его решение не подчиняться давлению властей и не изменять слова песни: «От них смерть в тысячах километров, но нам оставьте песню как есть. Нам лучше знать, сколько шагов до смерти».
ОПАСНОСТЬ НА ФЛАНГАХ
В сражение за Сталинград были втянуты самые отборные немецкие войска, а на северном фланге, в излучине Дона, линия фронта удерживалась гораздо менее подготовленными и хуже вооруженными войсками 3-й румынской армии генерала Думитреску и 8-й итальянской армии генерала Мессе (замещенного 1 ноября генералом Дзинга-лесом). Румынская 4-я армия генерала Констан-тинеску удерживала фронт южнее Сталинграда.
Решение, которое оказалось роковым, в тот момент представлялось единственно верным. Румынские войска, прошедшие в 1941 и 1942 гг. через тяжелые сражения под Одессой и Севастополем, вкупе с итальянцами могли удерживать фланги, а лучше вооруженные и обученные немецкие войска должны были занять Сталинград.
Хотя возможность контрнаступления по всему длинному северному флангу на Дону обсуждалась неоднократно, приказы Гитлера, все более нелогичные, не предполагали создания оборонительной системы. Один участок боевой линии, благодаря своей форме получивший название «Беке-товский пояс», не доходил до Дона, а тянулся вдоль западного берега. Это давало Красной Армии несколько плацдармов непосредственно перед позициями 3-й румынской армии, которая расположилась на 156-километровом фронте, заняв место немецких и итальянских соединений. У 4-й румынской армии, развернутой южнее Сталинграда, летом и осенью существовала очень действенная система обороны, поскольку она включала три обширных водных препятствия — озера Сарпа, Цаца и Барманцак, но зимой эти водоемы покрылись льдом. Румынское командование несколько раз просило немцев прислать танки для поддержки пехоты, но безрезультатно. С наступлением зимы, из-за просчетов руководства, солдаты 6-й армии не получили зимней одежды, специально разработанной зимой 1941 /42 г. Итальянские и румынские войска получили шинели. Одежду держали на складах и не пересылали в армию, полагая, что для осуществления наступления гораздо важнее боеприпасы и продовольствие.
Сорок тысяч шуб, меховых шапок и сапог лежали на складах в Миллерово. В Морозовске, Тормо-сине, Чире, Песковатке, Тацинской, Обливской и Черткове находились 2 000 000 рубах, 40 000 шапок, 102 000 пар валенок, 83 000 пар кальсон, 61 000 ватных штанов, 53 000 ватников, 121000 шинелей, а также шарфы, варежки, перчатки и носки. В Сталинград в конце концов привезли нестандартную штатскую зимнюю одежду, и когда бойцы 100-й егерской дивизии облачились в нее, казалось, что они собрались на маскарад, а не на фронтовую линию. Военный корреспондент Хайнц Шрётер мрачно заметил: «Сцены, которые разыгрались на этом складе, — среди немногих событий в Сталинграде, вызывавших смех».