Шрифт:
Интервью господина Плаунтетера, Великого Шеф-Повара общества "Львы-вегетарианцы"
Помимо похвал изобретателю, газеты расточали самые лестные отзывы о новом военном министре генерале Реминдоле. Именно благодаря его сверхчеловеческой энергии и организаторскому гению удалось так быстро осуществить великое изобретение.
"В то время как президент деликатничал с профессором Чьюзом, — писала "Свобода", — новый военный министр не унизился до разговоров с изменником. Невзирая на его профессорское и прочие ученые звания, генерал Реминдол попросту махнул на него рукой и поддержал его неизвестного, скромного ученика — инженера Ундрича. Генерал проявил ту дальновидность, которой, увы, не хватило ни его предшественнику, бывшему военному министру Ванденкенроа, ни господину президенту. Будем же и мы дальновидны: президентские выборы не за горами. Не забудем, что на посту президента в наши тяжелые дни нужен сильный человек!"
6. Об атомных бомбах и кремневых ножах
Требуется известная смелость для того, чтобы защищать науку. Но если не бороться за дело всей нашей жизни, то как оправдать тогда свое присутствие в лаборатории? Говорят: "Это политика, а мы не хотим вмешиваться в политику". Но, право же, честная политика — это прекрасная вещь, которую хотят дискредитировать из дурных побуждений.
Фр. Жолио-Кюри— Ундрич — мой ученик, понимаете, мой ученик! — восклицал профессор Уайтхэч, гневно отшвыривая одну газету за другой. Как они воспевали, восхваляли, славословили дотоле никому не известного Ундрича! А сам Ундрич и Реминдол посмели скрыть от него секрет! Это была неожиданная катастрофа, которую Уайтхэч никак не мог осмыслить. Он заперся в своем кабинете и распорядился никого не принимать, даже Чарльза Грехэма.
— Ундрич — мой ученик?! Они посмели назвать его моим учеником? — гневно разбрасывая газеты, кричал в своем загородном особняке профессор Эдвард Чьюз. Разглаживая смятый лист "Вечернего света", он в двадцатый раз перечитывал: "Инженер Ундрич решил задачу, которая оказалась не по плечу его учителю — профессору Чьюзу!"
Что делать? Написать этим мерзавцам? Но по прежнему своему опыту он знал, что это бесполезно; кто-кто, а уж "Вечерний свет" наверняка его письма не напечатает. Но гнев требовал исхода, Чьюз просто был не в состоянии сидеть сложа руки и принялся писать.
"Ундрич — не мой ученик, — писал он, — хотя бы уже потому, что никого и никогда я не учил, как истреблять людей. Да, это мне "не по плечу", потому что это не задача науки. Ученый палач — все-таки палач, а не ученый. В прошлом Ундрич действительно работал в моей лаборатории, и я очень сожалею, что не сразу раскусил его. Все же я выбросил его из своей лаборатории довольно скоро — во всяком случае до того, как он мог взять что-либо у меня для своего позорного изобретения. Я счастлив, что и в этом смысле Ундрич не мой ученик!"
За этим письмом застал отца приехавший к нему Эрнест Чьюз. Старик показал сыну письмо. Тот улыбнулся.
— Отец, ты же знаешь, что делаешь это для самоуспокоения. Думаешь, письмо напечатают?
— Они обязаны…
— Ах, обязаны… Ну, тогда конечно…
Отец помолчал и… разорвал письмо. Эрнест сделал вид, что не заметил этого.
— Я к тебе, отец, по делу, — сказал он так, как будто бы разговора о письме и не было. — "Ассоциация прогрессивных ученых" организует собрание. Пора уже каждому определить свое отношение к борьбе за мир. Мы рассылаем приглашения всем.
— Что значит: всем? — спросил Чьюз.
— Всем без различия взглядов. И Уайтхэчу, и Ундричу, и Безье…
— Ты думаешь, они за мир?
— Нет, не думаю! Но пусть открыто выскажут свое мнение. Пора уже размежеваться. А то ученые, ученые… Все ученые, да разные…
— Они не явятся.
— Пусть. Этим откроют свое лицо.
— Не особенно-то они его скрывают…
— Ах, отец, в конце концов, не в этих волках дело. Ведь немало и таких, которые никак не решаются занять определенное место: они "нейтральны"! И когда все эти Уайтхэчи трусливо промолчат — свое действие это окажет, будь уверен!
Собрание, о котором говорил Эрнест Чьюз, состоялось через неделю. Все тот же огромный зал, где демонстрировались и "лучи жизни" Чьюза, и "лучи смерти" Ундрича, теперь должен был стать ареной свободной дискуссии на тему "Наука и мир".
Профессор Чьюз-младший, как председатель "Ассоциации прогрессивных ученых", изложил цели собрания. Ассоциация считает, что наука должна способствовать мирному развитию общества и потому должна отказаться от изготовления средств массового уничтожения людей. Ассоциация присоединяется к призыву Всемирного конгресса сторонников мира, то есть высказывается за запрещение оружия массового истребления: атомных бомб, "лучей смерти" и т.п. Правительство, которое первым использует это оружие, будет считаться военным преступником.
Сидя в президиуме, Эдвард Чьюз вглядывается в зал. Да, здесь собрался цвет науки. Еще недавно нельзя было бы поверить, что чисто политический вопрос соберет столько и таких ученых. Вот Филрисон, приложивший руку к созданию той первой атомной бомбы, которая уничтожила тысячи людей. А вот доктор Астер, знаменитый минералог, любопытная научная разновидность рака-отшельника. Но что это? Астера называют в списке ораторов. Отшельники заговорили!
Уайтхэча и Ундрича в первых рядах не видно, — значит, их нет: их место только в первых рядах. Зато здесь инженер Грехэм, правая рука Уайтхэча. О, здесь и профессор Безье!