Аналогичный случай произошел между Рождеством и Новым [1942] годом с Гудерианом. Он командовал [2-й] танковой группой, которая двигалась на Москву с юга, через Тулу, и его войска буквально замерзали. Группа армий «Центр» хотела, с разрешения фюрера, отвести его группу на запад, чтобы закрыть брешь южнее полосы 4-й армии [фон Клюге]. Гудериан же имел собствешшй план: он намеревался от рубежа к рубежу отходить вдоль своего маршрута продвижения, поскольку ему пришлось взорвать большинство своих танков, вмерзших в грязь. Фельдмаршал фон Бок420 тщетно пытался повлиять на Гудериана, но тот отказался выполнить данный приказ как невозможный. Тогда фон Бок запросил его смещения, что фюрер немедленно и сделал. Гудериана вызвали в ставку к фюреру. Я присутствовал при разговоре Гитлера с Гудсрианом421. Гудериан упорно стоял на своем, утверждая, что действовал правильно. В конце концов фюрер, сохраняя на этот раз полное спокойствие, уступил и даже отпустил Гудериана с пожеланием ему привести свои нервы в порядок после чудовищной нагрузки. Тем самым Гудериан был до особого распоряжения снят с должности и очень страдал от бездействия.

Третий случай имел место в январе [19]42 г. с генерал-полковником Штраусом422, командующим 9-й армией, находившейся на левом крыле группы армий «Центр». Здесь командир 4-го корпуса генерал Фёрстер и командир одной из его дивизий, по-моему, просто не совладали со своими нервами, и их пришлось отправить домой. Подробностей этой тяжелой оборонительной битвы, а также прискорбных обстоятельств, при которых происходили указанные смещения с должностей, я здесь касаться не хочу. Во всяком случае, Гитлер, принимавший свои решения на основании донесений люфтваффе, был не прав423.

Но противоречило бы истине, если бы я не констатировал здесь со всей убежденностью: катастрофы удалось избежать только благодаря силе воли, настойчивости и беспощадной твердости Гитлера. Если бы продуманный план поэтапного отступления в том виде, в каком его желала осуществить в своем узколобом, эгоистическом и диктуемом бедственной ситуацией ослеплении тяжко теснимая и страдающая от жутких холодов (этой причины апатии) группа армий «Центр», не был перечеркнут неумолимым, бескомпромиссным противодействием и железной энергией фюрера, германскую армию в 1941 г. неизбежно постигла бы судьба наполеоновской армии 1812 г.424. Это я, как свидетель и участник событий тех страшных недель, должен сказать совершенно определенно! Все тяжелое оружие, все танки и все моторизованные средства остались бы на поле боя. Сознавая возникшую таким образом собственную беззащитность, войска лишились бы также ручного оружия и, имея за своей спиной безжалостного преследователя, побежали бы425.

Под знаком этого тревожащего всех нас бремени забот безрадостно прошло и празднование Рождества в ставке. Я устроил небольшой праздник в столовой охранной части. Участвовали унтер-офицеры, а также и офицеры вермахта. Я произнес небольшую речь, в которой воздал должное тяжко сражающемуся фронту и помянул о тяжелой жизни в тылу. На всех лицах лежала глубокая тень тревоги, когда мы в раздумье и печали запели «О тихая ночь, о святая ночь!»

К началу января [19]42 г. на веем Восточном фронте удалось изменить существовавшую до начала декабря группировку войск и создать более или менее упорядоченный фронт обороны. Но ни о каком зимнем покос не могло быть и речи. Русские проявляли себя крайне активно и переходили в наступление во многих местах чрезвычайно ослабленного потерями и удерживаемого чуть ли не одними боевыми охранениями, растянувшегося тонкой линией фронта. Инициатива находилась в руках врага — мы были вынуждены перейти к обороне и расплачивались за это ощутимыми потерями.

В феврале [1942 г.] новый министр вооружения и боеприпасов Шпеер426 (ставший им после того, как д-р Тодт погиб при взлете самолета с аэродрома ставки) добился принятия программы немедлешюго высвобождения 250 тыс. солдат сухопутных войск для нужд военной промышленности. Борьба за людей тогда только началась и уже больше никогда не прекращалась. Сухопутные войска потеряли за первые месяцы зимы более 100 тыс. человек, в декабре [ 19J41 г. и начале [ 19]42 г. — вдвое больше. Армия резерва отдала всех новобранцев, включая контингент [19] 22 г. рождения. На мое предложение не трогать хотя бы контингент [19] 23 г. рождения фюрер ответил полным согласием.

Но все эти меры уже не смогли хотя бы приблизительно восполнить понесенные сухопутными войсками потери на Востоке, так что состав дивизий неизбежно пришлось сократить с девяти батальонов до семи, одновременно значительно пополнив их за счет нестроевых и дивизионных тыловых служб и подразделений снабжения.

С этой первой акции в феврале [19]42 г. и началось мое хождение по мукам в уже никогда не кончавшейся борьбе с гражданскими властями военной экономики за людей с целью сохранения боеспособности вермахта, в первую очередь — сухопутных войск427. Если сравнивать с ними, то потребность в пополнении у военно-морского флота и люфтваффе была незначительной, но зато что касается войск СС, она резко увеличивалась, как ненасытный насос выкачивая цвет немецкой молодежи. При содействии фюрера войска СС сумели явными и скрытыми, законными и незаконными средствами пропаганды и косвенного давления заманить в свои ряды самые ценные силы молодежи, лишив тем самым армию лучших элементов для подготовки ее будущих офицеров и унтер-офицеров.

Все мои представления на сей счет фюреру, который все же не мог оставаться полностью глухим к моим аргументам, результата не имели. Каждое подобное обсуждение приводило к вспышкам гнева совсем не по существу: он, мол, знает наше недоброжелательное и отрицательное отношение к «его» войскам СС, а ведь это они — элита, воспиташгая в духе его мировоззрения, но вот это самое армия и отвергает! Его неизмешгая воля — давать войскам СС столько отборной молодежи, сколько ее пожелает в них вступить, а потому число добровольцев — не ограничивать. На мой упрек, что во многих случаях методы вербовки уязвимы и используют недозволешгые средства — обещания, посулы и т.п. — Гитлер потерял самообладание и бурно потребовал от меня доказательств, разумеется, привести я их не смог, чтобы не подвергнуть моих свидетелей (большей частью отцов и учителей старшеклассников) преследованиям гестапо428.

Неудивительно, что боевая ценность армии, уже давно потерявшей своих наиболее храбрых молодых офицеров и самых лучших уитер-офицеров, вес более снижалась. Ведь она не получала полноценной замены, и пополнение ее поредевших рядов шло преимущественно за счет лишаемых брони рабочих восшюй. промышленности, которые уже считали, что война с се ужасами обошла их стороной, а также выздоравливающих и выписываемых из госпиталей, которые возвращались на фронт с весьма смсшашшми чувствами. Наряду с этим сухопутные войска черпали необходимое пополнение и из так называемых «прочесываний» в самом рейхе и внутри многочисленных формирований и учреждений фронтового тыла. О ценности всех этих пополнений говорить не приходится. Поэтому нечего удивляться тому, что боевой дух и готовность к самопожертвованию постоянно падали. Фюрер, как старый фронтовик [19] 14—[19] 18 гг., нс мог нс считаться с этими соображениями, но утешался тем, что и у противника дела пойдут точно так же, если нс хуже.