И вот первый мяч в игре. Новичку кажется, что темп игры с самого начала чертовски быстрый, но знатоки громко протестуют против такой наивной оценки, они подбадривают «красных». Ну же, омбре, шевелитесь, ведь мы заплатили по десять песо! «Красный» берет мяч слева, на долю секунды задерживает его в совке, акробатически падает на землю, лежа прогибается, как лук, и — раз!., мяч пулей летит в переднюю стену, полторы тысячи пар глаз следят за его полетом. Гляди, «синий», в оба за козьим снарядом, а то не успеешь поймать его своим совком! Тогда прощай, очко!

Игроки искусно пользуются обманными ударами, направляют мяч в боковую стену, чтобы он пошел фальшивым ходом и отскочил туда, где делаптеро ждет его меньше всего. Стоящий сзади мчится на помощь своему обманутому коллеге, мчится сломя голову; часть публики, поставившая на «красных», отмечает его старание одобрительным ревом; столь же стремительно он тут же несется обратно; мяч, отразившийся от ракетки заднего «синего», уже снова здесь. Но он не успевает, опоздал всего на какую-то долю секунды!

— Burro, burro! — гневно ревет сотня глоток из круто поднимающегося зрительного зала в адрес заднего «красного», который беспомощно свалился на землю. — Эх ты, осел!

«Красный» сагуеро поднялся, тяжело дыша, оперся о степу, можно хоть десять секунд отдохнуть, пока «синие» отыщут мяч и выбегут с ним на линию подачи…

Не менее лихорадочное оживление царит и по другую сторону проволочной сетки. Мы не говорим о выкриках, ругани и проявлениях симпатии. Снаружи сетки носятся спортсмены иного рода — букмекеры в белых куртках, красных баскских беретах и разыгрывают из себя великодушных радетелей за деньги полутора тысяч зрителей. Они громко предлагают участвовать в ставках и швыряют зрителям разъемные мячи с талонами. Они не выпускают из поля зрения ни игроков, ни своих клиентов, проворно ловят мячи, которые те им возвращают, при этом еще успевают пересчитывать деньги.

— Сорок против ста! — кричат они в публику при счете 19:22 в пользу «синих».

Желающие сделать ставку машут руками в знак согласия, букмекеры кидают в них свои мячи, тем временем «красные» под ликующие крики половины сидящих на трибуне и под злобные восклицания другой половины подтягивают счет до 21:22; предложение подскочило с сорока на шестьдесят пять. 22:22, поровну!

Сидящий перед нами мужчина держит в руке веер из пяти стопесовых банкнот — трехнедельный заработок сцепщика на железной дороге. От волнения у него дрожат пальцы, когда он отсылает эти пять сотен букмекеру. Теперь или никогда! Люди в белых куртках и красных беретах все еще набивают цену «сипим», ведь это легендарная пара братьев Эчеверриа, чьи имена на афишах напечатаны самыми большими буквами. Девяносто против ста!

Внизу козьи мячики летают от одной стены к другой, идет дьявольская стрельба финальной встречи, наверху летают мячики делающих ставки, над головами полутора тысяч зрителей поднимается густой дым сигарет, который, как это ни странно, оказался не в состоянии заставить их голосовые связки не издавать звуков. «Синие» ведут со счетом 27:22, шансы «красных» упали до жалкого уровня, шесть против ста, ими уже никто не интересуется.

— Burro, burro! — гремит после каждого забитого им мяча: — Вы, ослы, что вы с нами натворили!

При счете 28:22 взбешенная половина зрителей, вытянув руки в сторону измотанных «красных», покидает трибуну. При счете тридцать состязание кончится, чего еще ждать от этих тюфяков!

Коней. 30: 22. Игроки, насквозь вымокшие в собственном поту, убегают с поля, в рев публики врываются оглушительные звуки оркестра маэстро Мпгэля Лердо де Техады, люди мчатся к окошкам касс в нижнем этаже, чтобы получить выигрыши.

«В четверг приходите снова, вы увидите прославленную пару Габриэля и Эрму из Испании!» — призывают афиши, которые, пока шло состязание, успели расклеить в вестибюле. «Приходите, не пожалеете».

Хотите — верьте, хотите — нет, но у тореро в Мехико жизнь нелегкая. Когда он взберется на вершину собственной славы, ему могут предложить, например, за полдня работы сто тысяч песо. (А это немалые деньги. Железнодорожнику, чтобы получить тысячу на руки, нужно иметь за плечами немало лет выслуги!) Имя его и портреты заполняют первые страницы газет в понедельник, он принимает поклонение десятков тысяч восторженных зрителей, на него лавиной сыплются сомбреро, когда он, торжественно-важный, шагает вдоль барьера, держа в руке ухо или даже хвост поверженного им быка. Он ездит в роскошных автомобилях, бывает на приемах, принимает у себя торговых представителей, которые засыпают его деньгами, лишь бы он только разрешил им напечатать его имя на рекламных плакатах.

Но тем не менее… Давайте-ка некоторое время погодим с этим «по». Оставим в стороне ликующие трибуны, на которых мы сидели в Ла Пасе, в Лиме и в Сап-Хосе. Не будем пока обращать внимания на Пласа де Торос, самую большую в мире арену для боя быков. Давайте оглянемся и посмотрим, где же рождаются эти прославленные люди.

Всюду по всей Мексике, в городах и деревнях!

Их можно увидеть, например, в пропыленном предместье, на клочке пустыря, среди куч отбросов, в буйно разросшихся зарослях рицины и серо-зеленой опунции: пятилетних мальчишек в рваных штанах, усердно гоняющих друг друга в поте лица. Веснушчатый Панчо — бык. Наклонив голову, он судорожно сжимает у лба в каждой руке по палке, изображая рога, и, злобно отфыркиваясь, бросается на долговязого Хуанснто. Остальные ребята измазали красной глиной старую рубаху, чтобы она хоть немного напоминала плащ на который должен броситься каждый мало-мальски порядочный бык. Хуансито демонстрирует подсмотренную стойку, ловко поворачивается на носках и кричит Панчо «олё-ё!». Тот снова бежит назад, чтобы приготовиться к новому нападению.