Расстались с Чёрным морем, ушёл назад Днепр, ушёл Буг. Под самолётом степь — самый опасный отрезок маршрута: никакой воды. Мотор работает исправно, летят покойно и уверенно на высоте 4000 метров. Марина посылает по радио последний привет Севастополю и начинает принимать Киев.

Подлетая к Киеву, Марина увидела впереди громадную башню из облаков — предвестник грозы. Летят на высоте 5000 метров, но башня ещё выше. Дышать становится тяжело. Облака захватывают самолёт в плен, и он летит, окутанный со всех сторон лохматой массой облаков.

Сигнал перед стартом перелёта на гидросамолёте Севастополь — Архангельск. Июнь 1938 года.

Пролетели Киев, летят на Новгород. Попутный ветер гонит самолёт всё быстрее. Снижают самолёт под облака, чтобы пролететь низко над Новгородом. Здесь спортивный комиссар должен зарегистрировать момент, когда пролетит самолёт.

Спустившись до 700 метров, лётчицы отчётливо видят Ильмень — озеро, видят красивый старинный город, мосты через Волхов, белые стены кремля. Здесь должен стоять спортивный комиссар, а потому Полина проводит машину на высоте 50 метров.

Все веселы, переговариваются знаками. Марина даёт новый и последний курс — на Архангельск. Вот пролетели Ладожское озеро, пролетели хмурое Онежское озеро. Марина уже держит связь с Архангельском. Стало холодно, несмотря на тёплую лётную одежду. Начинает сказываться кислородный голод: болит голова, сильно стучит в висках. Марина оглядывается на Осипенко — по лицу подруги она судит, как выглядит сама. Полина бледна. Понятно: вот уже десять часов, как они летят на высоте 5000 метров, а кислородные баллоны стоят нетронутыми. Только Вера вынуждена была ещё у Ладожского озера надеть кислородную маску. Стоит ли на полчаса открывать баллоны? Решают, что не стоит. Приближаясь к Архангельску, Полина начала спускаться. Самочувствие сразу улучшилось: в висках больше не стучит, дышится всё легче и легче.

Вот последнее озеро перед Архангельском — Холмовское. Машину начинает болтать и трепать над болотистой и озёрной местностью. Навстречу летят два сухопутных самолёта.

Работа штурмана закончена. Марина убирает приборы, карты, инструменты, прячет всё в чехлы, по своим местам, с нежностью мысленно прощается со всем, что есть в кабине. Она знает, что эти её «друзья» с честью вместе с ней вынесли тяжёлую нагрузку.

Теперь машину сопровождают два гидросамолёта. Как приятно, что их ждут, встречают! Полина плавно сажает машину на спокойную поверхность озера. Самолёт скользит по зеркальной воде. Мотор выключен, но самолёт ещё движется по инерции. Лётчицы оглядываются по сторонам. На берегу озера — невысокий еловый лес. Очень яркая зелень. В Севастополе не было такой зелёной травы: там солнце всё выжгло и окрасило в один цвет.

Подошла моторная лодка и забуксировала самолёт к берегу.

На берегу, на яркозелёной траве, группа людей встречает лётчиц, им дарят северные цветы, горячо приветствуют, поздравляют. Спортивные комиссары едут на шлюпках к самолёту, чтобы снять барографы и проверить пломбы. Все садятся на шлюпки и подъезжают к пристани. На пристани собралось много народу, гремит оркестр, широкая лестница вся увешана морскими флажками. Поперёк лестницы — красные полотнища с лозунгами. Со всех сторон несут цветы. Не чувствуя под собой ног, девушки взбегают по лестнице и входят в дом.

Полина говорит по прямому проводу с Москвой. Она докладывает начальнику Военно — Воздушных сил об окончании женского перелёта. Из Москвы передали поздравление экипажу. Лётчицы тут же составили телеграмму правительству и товарищу Сталину:

Об этих незабываемых днях Марина писала в «Записках штурмана»:

«…Совершаем свой туалет и садимся ужинать. Есть очень хочется: ведь мы целый день ничего не ели. Только Полина во время перелёта выпила немного чаю. Поужинав, мы крепко заснули, счастливые и спокойные.

Утром я проснулась раньше всех. Из нашей комнаты открывался прекрасный вид на озеро, на северный лес с зелёной — зелёной травой. Я разбудила Веру. Она быстро вскочила. Тихо, чтобы не потревожить Полину, мы вышли на воздух. Схватились за руки и побежали по лесу. Мокрая от росы трава приятно хлестала по сапогам. Сапоги намокли, но это тоже было приятно. Нашли куст шиповника и нарвали цветов себе и Полине.

Так бежали, пока не увидали лестницу, по которой взбирались вчера на берег. Смотрим — фасад лестницы украшен портретами товарищей Сталина и Ворошилова. Теперь уже читаем лозунги, мимо которых, как во сне, проходили вчера, не помня себя от счастья. На одном из лозунгов прочитали: «Привет отважным советским лётчицам Осипенко, Ломако, Расковой!»

У нас сильно забились сердца. Первая мысль была: побежать разбудить Полину, чтобы и она прочла, что здесь написано. Но потом решили — пусть отдыхает. Спустились по лестнице, вскочили в шлюпку, стоявшую у берега, и легли на вёсла. Гребли по — морскому. Лодка быстро мчалась по ровному зеркалу воды. Громко пели. Гребли до тех пор, пока не почувствовали, что захотелось есть. Ещё быстрее пошли к берегу и, поднявшись по лестнице, побежали в дом будить Полину.